Победа большевиков в гражданской войне стала закономерной
Очередная годовщина Октябрьской революции, которую мы поминаем на днях, как всегда дала новый импульс старому спору историков — почему в гражданской войне победили именно красные, а не белые? Я только что вернулся с очередного «круглого стола», на котором этот спор разгорелся не на шутку — было ощущение, что гражданская война сама вот-вот вспыхнет на этом заседании.
Не буду строго судить участников и их аргументы — каждый приводил свои доводы (в чём-то более убедительно, в чём-то не очень). На мой личный взгляд, всё же перевешивала позиция тех историков, кто видел в поражении белых вполне логическую и объективную закономерность. Мне понравилось, как один из участников ярко продемонстрировал это на примере деятельности признанного лидера белого движения адмирала Александра Васильевича Колчака...
Да, несомненно Александр Васильевич был выдающимся полярным исследователем и прекрасным морским офицером. Но оказался никудышным администратором и слабым сухопутным главнокомандующим! Позднее его противники, красные военачальники и партийные деятели, справедливо отмечали, что возглавляемая адмиралом Александром Колчаком белая Сибирь рухнула вовсе не по причине выдающихся побед Красной армии. Она рухнула прежде всего из-за вопиющей бездарности своего правителя, провалившего всё, что только было можно провалить.
Адмирал Колчак появился в Сибири осенью 1918 года. К тому времени на огромных просторах востока России существовало сразу несколько контрреволюционных правительств, которые боролись с красной Москвой. Понятно, что усилия требовалось объединить. К Колчаку, который через Сибирь пробирался на Дон, к войскам генерала Деникина, явилось несколько офицеров, которые предложили ему возглавить единое белое движение. Адмирал дал согласие, и 18-го ноября 1918 года в Омске был совершён военный переворот. Адмирал стал диктатором, его власть признали все белогвардейцы — от Прибалтики до Тихого океана.
Таким образом, говоря нынешним языком, была установлена единая властная вертикаль, опираясь на которую можно было вплотную заняться борьбой с большевиками. Однако у Колчака ничего не вышло.
«Колчак Колчаком, а морда мордой»
Правительство Колчака выпустило много прекрасных законов и распоряжений, которые, по идее, должны были наладить в Сибири идеальную жизнь. Но вся беда заключалась в том, что эти распоряжения никто не выполнял. Начальники на местах действовали сообразно своим мыслям и прихотям. И часто их действия выливались в открытый произвол.
К примеру, адмирал издал приказ, предписывающий ничего не брать у населения без платы. Однако мало кто из начальствующих лиц его соблюдал. Реквизиции, отрытый грабёж людей со стороны местных властей следовали один за другим. Особенно сильно страдали крестьяне, у которых колчаковские чиновники порой забирали последнее. Никакие жалобы при этом не действовали. Мало того, за жалобу можно было и поплатиться головой.
Так, под Ново-Николаевском один офицер порол плетью крестьян за малейшее подозрение в большевизме. Если под рукой у него не было плети, то он просто бил кулаком по лицу. А когда сельский староста осторожно сказал офицеру о том, что приказом адмирала порка и мордобитие запрещены, то военный презрительно ухмыльнулся: «Приказ приказом, Колчак Колчаком, а морда мордой». После чего жестоко избил старосту...
Надо сказать, что до Колчака доходили сведения о том, как выполняются его указы и приказы. Но вместо того чтобы проявить волю и навести порядок, Александр Васильевич впадал в истерику.
Вспоминает управляющий делами колчаковского правительства Георгий Гинс:
«Он почти не слушал, что ему говорили. Сразу переходил на крик. Стучал кулаком, швырял все предметы, которые были на столе, хватал перочинный нож и ожесточённо резал ручку кресла...».
А когда истерика проходила, всё оставалось, как и было, — наказания никто не нёс, и вконец обнаглевшие начальники по-прежнему творили произвол...
Интересную историю поведал в одном из своих писем колчаковский капитан Флегонт Клепиков:
«Почтенный старик, сибирский генерал Катанаев был командирован адмиралом в Забайкалье для расследования деятельности атамана Семёнова, засевшего там соловьём-разбойником. Возвратившись в Омск, он сделал доклад в Совете министров под председательством адмирала Колчака. Генерал Катанаев рассказал потрясающие факты о Семёнове и его бандах, действующих при покровительстве японцев... Всякий, имеющий ценные серьги в ушах, кольцо на пальце, золотые часы и вообще всякую ценность или валюту, арестовывался или снимался с поезда при осмотре проходящих поездов, обвинялся „в большевизме“ и бесследно исчезал или в паровозной топке, или в других местах...».
И знаете, какова была реакция Колчака? Это просто нечто! Цитирую письмо дальше:
"По окончании доклада адмирал Колчак сказал: «Повесить мало такого бандита и подлеца! Но тем не менее произвожу его в генерал-лейтенанты и назначаю командиром Отдельного Забайкальского Корпуса».
Знаете, мне как-то сложно представить, чтобы лидер коммунистов Ленин, вместо того, чтобы арестовать и расстрелять уличённого в преступлении начальствующего бандита, взял и повысил бы того в должности (ведь у красных уголовщина была приравнена к тяжким видам правонарушения)! А вот у белых, судя по всему, такие вещи были в ходу.
Под стать безвольному адмиралу были и его министры. Их хорошо охарактеризовал известный журналист того времени, редактор газеты «Отечественные ведомости» А.Белоруссов:
«Здесь в Омске нет людей воли, есть только люди мысли. Придёшь к ним, выскажешься, они согласятся. Проходит время, а положение остаётся прежним».
Неудивительно, что при таком правительстве экономика стала разрушаться. На рынке царило засилье спекулянтов и прочих «олигархов-посредников», которые буквально до небес взвинчивали цены на различные товары. Однажды в правительстве развернулась целая дискуссия по поводу этой проблемы. В конце концов, было решено спекулянтов не трогать: мол, мы же не большевики и стоим за свободную торговлю. В результате торгаши обнаглели до такой степени, что закупать у них товар стало не по карману даже колчаковским учреждениям, не говоря уже о простом народе.
И в сибирские города, где хлеба всегда было в избытке, пришёл голод.
Воруют все!
Такая нездоровая обстановка стала настоящим раем для всякого рода проходимцев и жуликов. Причём махинаторы в немалом количестве водились в ближайшем окружении адмирала. Они обделывали такие дела, что просто диву даёшься!
Как-то в августе 1919 года в Омск явился некий тип, который назвал себя генералом Нагаевым. Он уверял, что прибыл с Дона, от генерала Деникина. Он встретился с командующим колчаковской армии генералом Дитерихсом. Они о чём-то поговорили, после чего Дитерихс отдал распоряжение о выделении Нагаеву... четырёх тысяч британских фунтов стерлингов плюс миллион российских рублей! По тем временам — сумма просто астрономическая.
Дитерихс так объяснил колчаковским министрам свой поступок:
«Нагаев организует дивизию из застрявших на юге России сибиряков и с ними через Туркестан будет пробиваться весной 1920 года к нам».
И министры поверили в этот бред, утвердив распоряжение командующего! Нагаев, получив деньги, тут же скрылся в неизвестном направлении. Остаётся только догадываться, какой процент от этой сделки получил генерал Дитерихс...
Взятки были обыденным явлением во всех колчаковских ведомствах и министерствах. В этом плане вопиющее положение сложилось на железной дороге. Вот что об этом написал Георгий Гинс:
«Провести груз из Владивостока в Западную Сибирь становилось труднее, чем попасть в рай сквозь чистилище. Взятки в месте погрузки, в местах остановки, на границе с Забайкальем, у таможни правительственной и таможни атамана Семёнова, в каждом центре генерал-губернаторства, где возможна военная реквизиция... После бесконечных мытарств поезд наконец прибывает к месту назначения, но и здесь его ожидают испытания: либо реквизиция по распоряжению ставки, либо невозможность вывоза со станции. Владелец груза, например, прибывает с подводами на станцию, а эти подводы немедленно реквизируются для надобности военного ведомства».
В результате вся Транссибирская магистраль оказалась парализованной. Для нужд армии Колчак купил за границей два миллиона пар обуви, обмундирования на 360 тысяч человек, сотни тысяч снарядов, винтовок, патронов, пулемётов. Всё это застряло во Владивостоке и из-за повальной коррупции на железной дороге до фронта так и не дошло.
Неудивительно, что колчаковская армия по своему внешнему виду больше напоминала толпу оборванцев, чем нормальное войско. Свидетельствуют очевидцы:
«Надо было видеть своими глазами, чтобы поверить, во что была одета армия! Большинство в рваных полушубках, иногда одетых чуть ли не на голое тело, на ногах дырявые валенки, которые при весенней распутице и грязи были только лишней обузой. Полное отсутствие белья. В мае прибывшему на передовую Колчаку показали выводимые в тыл части 12-й Уральской дивизии. Вид их был ужасным. Часть без обуви, часть в верхней одежде на голое тело, большая часть без шинелей... Верховный правитель был страшно расстроен их видом».
Из рапорта начальника этой дивизии генерал-майора Рудольфа Бангерского:
«Тыла у нас нет и никогда не было. С момента взятия Уфы хлеба мы не получаем, а питаемся чем попало. Дивизия сейчас крайне небоеспособна...»
Стоит ли удивляться, что эта армия потерпела в гражданской войне поражение?!
Оборотни в погонах
Известный военный историк Алексей Ганин справедливо указывает, что для наведения должного порядка Колчак должен был создать эффективный репрессивный аппарат, который держал бы в страхе всех коррупционеров. Но, увы, такой аппарат не был создан. А имевшаяся система армейской контрразведки оказалась такой же насквозь гнилой, как и все прочие колчаковские учреждения.
Эту систему толком никто не контролировал. Контрразведывательные заведения росли словно грибы после дождя, их создавали при каждом штабе, едва ли не при каждом батальоне. Часто делалось это офицерами для того, чтобы под видом оперативной работы отсидеться в тылу, подальше от передовой. Но нередко «контрразведки» создавались для откровенного криминала. «Контрразведчики» «крышевали» купцов и прочих коммерсантов, они также активно участвовали в поборах на железных дорогах, занимались разного рода вымогательствами.
А вот о своих прямых обязанностях они как-то позабыли. В результате большевистское подполье действовало почти открыто, а сибирские города захлестнула мощная волна преступности. Капитан колчаковской армии Думбадзе вспоминает, что в городе Красноярске ходить по ночам было просто невозможно. Грабежи и убийства стали обыденным явлением. Люди в домах боялись зажигать свет, ибо можно было получить в окно гранату. Сам капитан передвигался по городу, держа в кармане заряженный браунинг. И это происходило буквально в самом центре колчаковского государства!
Да, до большевиков, уголовников и высокопоставленных коррупционеров у контрразведки руки не доходили. Зато как она была строга к простому народу! Людей расстреливали без суда и следствия, месяцами держали под арестом без предъявления обвинений, к арестованным применяли зверские пытки. Сам Колчак откровенно писал о созданной им «вертикали управления»:
«Деятельность начальников уездных милиций, отрядов особого назначения, всякого рода комендантов, начальников отдельных отрядов представляет собой сплошное преступление».
Именно колчаковская контрразведка стала зачинателем многочисленных карательных экспедиций против крестьян, которые якобы сочувствовали коммунистам. Вот что пишет один очевидец:
«Крестьян секли, обирали, оскорбляли их гражданское достоинство, разоряли, дома сжигали. Среди ста наказанных и обиженных, быть может, попадался один виновный. Но после прохода карательного отряда врагами Колчака становились все поголовно».
Против партизан Енисейской губернии Колчак бросил генерала Розанова, о котором свидетели рассказывали следующее:
«Началось нечто неописуемое. Розанов объявил, что за каждого убитого солдата его отряда будут неуклонно расстреливаться десять человек из сидевших в тюрьме большевиков, которые все были объявлены заложниками. Только в одной Красноярской тюрьме сразу было расстреляно 49 заложников... Усмирение Розанов проводил „японским способом“. Захваченное селение подвергалось грабежу, население либо выпарывалось поголовно или расстреливалось: не щадили ни стариков, ни женщин. Наиболее „подозрительные по большевизму“ селения просто сжигались...».
Про другого карателя, атамана Уссурийского казачьего войска Калмыкова, весьма красочно поведал в своём дневнике военный министр Колчака, барон Александр Будберг:
«Про „подвиги“ калмыковцев рассказывали такие чудовищные вещи, что не хочется верить... Приехавшие из этих отрядов дегенераты похваляются тем, что отдавали большевиков на расправу китайцам, предварительно перерезав пленным сухожилия под коленями („чтобы не убежали“); хвастаются также, что закапывали большевиков живыми, с устилом дна ямы внутренностями, выпущенными из закапываемых („чтоб мягче было лежать“)».
Увы, ничуть не лучше вели себя и фронтовые части. В российских архивах сохранились письма крестьян Пермской, Вятской, Казанской и Самарской губерен, которые весной 1919 года оказались в полосе наступления колчаковских войск. Ничего хорошего от этих войск эти люди для себя, мягко говоря, не дождались:
«Мы дожидались Колчака, как Христова дня, а дождались, как самого хищного зверя. У нас здесь пороли всех сряду, правого и виноватого. Если не застегают, то расстреливают или прикалывают штыком. Не дай Бог этого лютого Колчака...».
«Всё плохо, а хуже нет казацкой плети. Она никого не щадит — ни старого, ни малого. Казаки не дали нам никакого продовольствия, а отнимали одежду, мало того, что грабили, но приходилось самому отнести всё..., если не отнесёшь, то к полевому суду. Много расстреляно мирных жителей, не только мужчин, но и женщин, а также ребятишек. Отрезали ноги, руки, выкалывали глаза...».
«Белогвардейцы запугивали население, что красные режут всех и вся, но вышло наоборот: они за два месяца пребывания уничтожили в Воткинске 2000 женщин и детей, даже женщин закапывали за то, что они жёны красноармейцев. Разве они не изверги-душегубы?».
«Я теперича насмотрелся, что делают белые в Вятской губернии... Рабочих расстреливали, а трупы жгли на костре... Белые закололи более 300 человек, не считаясь с жёнами и детьми... Всё семейство вырезают».
Лично мне всё это сильно напомнило карательные акции немецких захватчиков в годы Великой Отечественной войны. Но там зверства творили иностранцы, а здесь — русские вроде бы люди...
Неудивительно, что в Сибири заполыхало пламя мощной партизанской войны, которое охватывало одну губернию за другой. К концу 1919 года адмирал и его правительство контролировали лишь крупные города вдоль Транссиба. Остальное же пространство принадлежало повстанцам. И чем больше зверствовали каратели, тем больше людей уходило в леса.
Мундир английский, погон российский, табак японский
Особо стоит остановиться на связях Колчака с иностранными интервентами. Фактически эти интервенты полностью контролировали колчаковский тыл, творя здесь всё, что им заблагорассудиться.
Сколько всего они тогда награбили и вывезли из России, сегодня, наверное, не скажет никто. Известно только, что на награбленные в Сибири и на Дальнем Востоке богатства Япония сумела в 20-30 годы осуществить мощнейший экономический рывок и как следует вооружиться ко Второй мировой войне. На вывезенное из Сибири чешскими легионерами золото вплоть 40-х годов существовала вся банковская система Чехословацкой республики. А информация о доходах американских корпораций от «экономических операций в России» времён интервенции до сих пор составляет государственную тайну Соединённых Штатов...
А ещё иностранцы, прикрываемые колчаковской властью, не только грабили, но и убивали. К примеру, чехословацкие легионеры буквально стирали с лица земли целые русские посёлки и деревни. Как пишет по этому поводу историк Павел Голуб:
«В одном Енисейске за симпатии к большевикам было расстреляно более 700 человек – почти десятая часть проживавших там. При подавлении восстания узников Александровской пересыльной тюрьмы в сентябре 1919 года чехи расстреливали их в упор из пулемётов и пушек. Расправа продолжалась трое суток, от рук палачей погибло около 600 человек. И таких примеров – великое множество».
Почему же Колчак и его окружение закрывала глаза на эти иностранные «шалости»? Да потому что белое движение полностью зависело от западных союзников. Один из организаторов военной интервенции в Россию британский посол Брюс Локкарт довольно цинично признавался в своих мемуарах:
«Нашей политикой мы содействовали усилению террора и увеличению кровопролития... Алексеев, Деникин, Корнилов, Колчак изо всех сил стремились сбросить большевиков. Но для этой цели, без поддержки из-за границы, были слишком слабы, потому что в их собственной стране они находили опору только в офицерстве, которое было само по себе уже очень ослаблено... Все контрреволюционеры были единодушны лишь в одном отношении — все желали получить от союзников помощь деньгами и оружием».
Парадокс, но громкие и вроде бы патриотические лозунги белых о «единой и неделимой России» на деле стали служить... интересам иностранных государств?! Дискредитация белой идеи оказалась полной!
... К концу своего существования колчаковское государство напоминало сгнивший изнутри орех. Красной армии стоило только слегка нажать на этот «орех», как он тут же раскололся. Белые бежали так стремительно, что от Урала до Байкала большевики буквально прошли в считанные месяцы. Оно и неудивительно — мало было желающих защищать надоевшую всем продажную власть.
Колчака победила система, выстроенная на совсем иных принципах, чем его государство. Ему противостояла железная партия, которая фанатично верила в свою идею. Эта партия сумела мобилизовать население в свою пользу, она полностью подчинила тыл нуждам фронта. «Всё для фронта, всё для победы!» — этот лозунг большевики смогли воплотить в жизнь. Наконец партия смогла организовать хорошо действующий репрессивный механизм в лице органов ВЧК и народной милиции. Чекисты не только успешно боролись со всевозможными контрреволюционными заговорами, но и со спекулянтами и казнокрадами — уличённых преступников уничтожали без всякой пощады.
Сравнивая репрессии красных и белых историк Дмитрий Чураков справедливо заметил:
«Большевистский режим также был достаточно жёсток, но его жестокость была направлена на установление пусть революционной, но всё же законности. Советское государство, применяя методы террора и принуждения, тем не менее, устанавливало жёсткую монополию государства на применение насилия. Только государственные органы могли судить и выносить приговоры, карать или миловать. Всякий, кто покушался на эту монополию власти, Советским государством рассматривался как такой же преступник, который пытался подорвать монополию хлебной торговли или монополию печатной пропаганды. Если в расправах и беззакониях были повинны красноармейцы, чекисты, члены правящей партии или руководящие работники — всем грозило суровое наказание. „Своих“ за произвол большевики наказывали даже более сурово, чем „чужих“. И делалось это, нередко, гласно, открыто. Советское государство сумело подавить бытовую репрессивность, конечно же, не сразу, но стремилось к этому, в отличии от своих противников, которые, наоборот, её поощряли и провоцировали».
Согласитесь, что такая система была просто обречена на победу над безвольным и продавшимся иностранцам адмиралом!
Вадим Андрюхин, главный редактор
