Михаил Шолохов в прицеле ЦРУ и... Солженицына
Только что по телевидению показали сериал режиссёра Сергея Урсуляка «Тихий Дон», снятый по мотивам великого романа Михаила Александровича Шолохова. А в мае исполнилось 110 лет со дня рождения этого замечательного русского писателя.
Мало кто сегодня знает, но Шолохов в 60-80 годы прошлого века стал пристальным объектом отдела ЦРУ по психологической войне — американцы через свою агентуру пытались поставить под сомнение его авторство знаменитого романа «Тихий Дон» о трагедии донского казачества во время гражданской войны.
Цель — не просто опорочить русского писателя, но, возможно, поставить под сомнение вручение ему Нобелевской премии по литературе, полученной Шолоховым за этот роман в 1965 году. Если бы у них это получилось, то удар по престижу Советского Союза, России получился бы очень мощным...
Операция «Тихий Дон»
В 1974 году в Париже была опубликована критическая работа некой Д* под названием "Стремя «Тихого Дона» предисловие к которой написал только что высланный из Советского Союза Александр Солженицын, автор антисоветского произведения «Архипелаг ГУЛАГ». В этом предисловии Солженицын называет Д* литературоведом высокого класса, чья недавняя смерть якобы помешала завершить начатую работу, и сожалеет, что вынужден скрывать её имя. Так вот, и Солженицын, и Д* утверждали, что Шолохов романа не писал и что автором является совсем иной человек.
Позднее русский эмигрант и в прошлом сотрудник ЦРУ Григорий Климов, весьма осведомлённый в тонкостях психологической войны буквально высмеял Солженицына в том, что Д* работала «бескорыстно»:
«В США, в году этак в 1969 среди кандидатов на докторскую степень в области русской литературы ходило заманчивое предложение: стипендия в 5000 долларов. Но при этом маленький „соцзаказ“ – требуется доказать, что Шолохов НЕ автор „Тихого Дона“. Кто-то соблазнился, сидел и копался в этой области. Потом эту диссертацию пустили под маркой анонимного „советского литературоведа Д.“, который сразу же сыграл в ящик. А для пущей важности расписаться под этим дали Солженицыну. Типичная фальшивка психологической войны. Ведь я сам работал в области этой психовойны и мог бы накатать целую диссертацию о таких фальшивках...
Я помню две интересные статьи о Шолохове. Обе были написаны Мих. Коряковым в его „Записках из блокнота“ и обе опубликованы в „Новом русском слове“. Это были просто копии скриптов Корякова на радио „Свобода“, которые он одновременно печатал в НРС. Так что это официальная точка зрения американской пропаганды.
В первой статье (до 1958 года) Коряков до небес превозносил Шолохова, называя его писателем в душе антисоветским и даже христианским, подкрепляя это цитатами из „Тихого Дона“ и из довольно серьёзных источников в западной прессе.
Во второй статье (после 1958 года) тот же Коряков, в том же НРС вдруг становится на голову, дрыгает ногами и пишет совершенно обратное тому, что он писал о Шолохове в первой статье. Поливает Шолохова грязью. В общем, Коряков сам себя выпорол. Публично. Но где же Правда и где Кривда? В чём же дело?
А дело в том, что в 1958 году поднялась дикая свистопляска вокруг Пастернака и его „Доктора Живого“. И в этой свистопляске Шолохов имел неосторожность выступить против Пастернака...».
Наш сайт уже писал о том, как ЦРУ рекламировало Пастернака и пробило ему Нобелевскую премию — на сей счёт не так давно даже были рассекречены соответствующие документы. Так что Климов тут видимо прав — ЦРУ решило «наказать» писателя, который засомневался в гениальности их нобелевского протеже.
Была и ещё одна существенная причина ненависти к Шолохову со стороны американцев. Именно писатель в 1972 году добился опалы одного коммунистического партийного идеолога, бывшего по совместительству... американским агентом влияния. Речь идёт о будущем «прорабе перестройки» Александре Яковлеве. Судя по последним данным, с американцами Яковлев начал работать ещё с 1959 года, когда в качестве советского аспиранта стажировался в Колумбийском университете США. После чего при помощи американских друзей он начал делать стремительную карьеру в идеологическом Аппарате ЦК КПСС.
В ноябре 1972 года он опубликовал в «Литературной газете» свою знаменитую статью «Против антиисторизма», в которой выступил с резкой критикой «русского национализма» писателей-деревенщиков — мол, их идеи не укладываются в идеи «пролетарского интернационализма». Думаю, что тем самым Яковлев хотел спровоцировать со стороны власти репрессии по отношению к этим людям, бывших настоящими, а не казёнными патриотам своей Родины.
Однако неожиданно для себя этот тогда ещё мелкий аппаратчик наткнулся на великого Шолохова, чей авторитет был высок не только у рядовых советских граждан, но и во властной среде. Шолохов резко одёрнул Яковлева за его гнусную статью, разбирательства даже дошли до Политбюро ЦК КПСС. И в 1973 году Яковлев был отстранён от работы в партийном аппарате и направлен послом в Канаду, где пробыл 10 лет. Неудивительно, что американцы проявили сильное недовольство великим писателем, который надолго прервал успешную карьеру их агента.
Потому месть не заставила себя долго ждать — к операции по дискредитации был подключён такой антисоветский корифей, как Александр Солженицын...
Сплошная атака
К сожалению, Солженицыну долгое время удавалось заморочить голову не только обычным людям, но даже вполне нейтральным исследователям, таким как, например, историк Рой Медведев или литературные критики Андрей и Светлана Макаровы. Все вместе они и поставили наиболее острые вопросы, ставящие под сомнение авторство Шолохова при написании романа-эпопеи «Тихий Дон».
Так, Солженицын писал, что на Дону, где накануне войны прошла его юность, мало кто верил в то, что роман написан Шолоховым.
Во-первых, книга носит чрезвычайно критический характер по отношению к Советской власти, что само по себе не увязывается с личной позицией автора, который публично всегда клялся в верности правящей Коммунистической партии. Помните, известный спор главного героя Григория Мелехова и председателя станичного ревкома Ивана Алексеевича Котлярова? На убедительные доводы Мелехова о чуждости казачеству Советской власти, о её обманчивых призывах к некому всеобщем «равенству», которое не соблюдают сами партийные функционеры, Котляров не нашёл никаких аргументов, кроме того, что с ним, рядовым казаком, запросто за руку поздоровался какой-то важный комиссар.
Но Котляров ещё выведен автором более-менее нормальным человеком. А вот образы других коммунистов — лихого Мишки Кошевого или комиссара-палача Осипа Штокмана, которые спокойно и деловито расправляются с «классовыми врагами», — вообще вызывают враждебные чувства. Мог ли человек, симпатизирующий Советской власти, в таких отталкивающих тонах написать портреты представителей этой власти?
Во-вторых, смущает и молодость автора «Тихого Дона». Буквально за какие-то четыре года 22-летний начинающий писатель пишет потрясающую историческую эпопею, которая может выйти из-под пера лишь человека, лично пережившего все эти события: Первую мировую войну, революцию, братоубийственную бойню 1917—1920-х годов… А ведь Шолохов в те времена был ещё только подростком.
Но может, он был гением, которые рождаются раз в столетие и который, что называется, нутром чувствует свою эпоху? Однако в дальнейшем писатель вроде бы ничем более не подтвердил свою гениальность. Кроме «Тихого Дона» после него остались лишь незавершённые романы «Поднятая целина», «Они сражались за Родину» и некоторые рассказы. Все они сильно уступают «Тихому Дону»...
Солженицын полагал, что Шолохов украл этот роман. Возможно, у какого-то белого казачьего офицера, погибшего в боях на донской земле. В этом плане привлекает внимание выступление Шолохова на 18-м съезде партии, в 1939 году, где он высказал весьма своеобразное понимание литературного процесса:
«…Будем бить врага… и смею вас уверить, товарищи делегаты съезда, что вражеских полевых сумок бросать не будем – нам этот японский обычай не к лицу. Чужие сумки соберём… потому что в нашем литературном хозяйстве содержимое этих сумок впоследствии пригодится. Разгромив врагов, мы ещё напишем книги, как мы этих врагов били…».
Что это? Может, Шолохов делился собственным опытом литературного заимствования у врагов?
Критики Андрей и Светлана Макаровы, проанализировав текст романа, выявили одну любопытную тенденцию. В главах, посвящённых гражданской войне, очень много путаницы в датах. Например, в одном эпизоде казнь красных казаков Подтёлкова относится к 23 апреля 1918 года, а в другом упоминается 28 апреля. Причём по стилистике оба эпизода заметно отличаются друг от друга. И таких несоответствий, уверяют критики, в романе встречается немало. Складывается ощущение, отмечают они, что существует два отличающихся друг от друга слоя текста. Через один, основной, не прерываясь и не разрывая единой системы образов, тянется художественная нить романа, захватывая читателя с первых строк повествования. А другой слой представляют собой вставные фрагменты и эпизоды, которые выполняют вспомогательную роль и заметно выделяются из повествования, вобрав в себя большинство грубых фактологических и хронологических ошибок. Вывод:
«Можно уверенно утверждать, что в работе над „Тихим Доном“ участвовали по крайней мере два человека. При этом роль одного из них могла быть лишь чисто внешней, механической – ролью компилятора и редактора, но никак не создателя, автора художественного текста, которому книга обязана мировой славой и признанием».
Критики явно намекают на то, что Шолохов мог быть этим самым компилятором, а автором являлся совершенно другой человек. Эту интригу усиливало ещё одно обстоятельство. В 1992 году критикам Макаровым прислал письмо профессор Александр Ильинский, который в конце 20-х годов работал техническим секретарём в редакции «Роман-газеты». Вот что он написал:
«Я на четыре года моложе Шолохова и в тот период часто встречался с ним, регистрировал его рукописи, сдавал в машбюро их печатать и практически участвовал во всей этой эпопее, как из Шолохова сделали автора „Тихого Дона“. Не только я, но и все в нашей редакции знали, что первые четыре части романа Шолохов никогда не писал.
Дело было так: в конце 1927 года в редакцию Шолохов притащил один экземпляр рукописи объёмом около 500 страниц машинописного текста … Позже наш главный редактор Анна Грудская собрала нас в редакции и сказала, что там, „наверху“ принято считать, что автором „Тихого Дона“ должен быть Шолохов, молодой пролетарский писатель. В редакции мы знали, что рукопись как-то попала к нему. Но то, что это был не Шолохов, знали все… У него оказались подходящая биография и анкета. То, что он не имел даже законченного среднего образования, было даже хорошо. Это подтверждали слова вождя о кухарке, способной править государством».
Рукопись, найденная не под кроватью
Именно рукописи романа в своё время явились главным аргументом тех, кто выступал против авторства Шолохова. Дело в том, что их долго не могли отыскать. Личный архив писателя погиб во время Великой Отечественной войны — германская бомба угодила в дом Шолоховых, и в нём всё сгорело. Военные смогли спасти лишь фрагменты третьей и четвёртой части рукописи «Тихого Дона» – всего 138 страниц. И всё… А когда стало известно о том, что ни первой, ни второй части вообще в архиве не было и что они находятся невесть где, недруги Шолохова только укрепились в своих подозрениях о плагиате…
Ситуация неожиданно разрешилась в 1999 году. Тогда на съезде Союза писателей России выступил директор Института мировой литературы Феликс Кузнецов, который сообщил, что ему удалось обнаружить полный рукописный вариант первых частей «Тихого Дона».
Оказывается, это была та самая рукопись, которую Шолохов в 1929 году привозил в Москву, на суд комиссии Марии Ульяновой. Потом рукопись попала к другу Шолохова, писателю Василию Кудашову. Сам Михаил Александрович, по словам Кузнецова, никогда особо не интересовался своими черновыми набросками, старался их не хранить, а порой и просто сжигал, чтобы, как говорится, «с нуля» переписать не понравившийся ему сюжет. Поэтому он никогда не интересовался рукописными записями, отданными Кудашову.
Василий Кудашов в 1941 году добровольцем ушёл на фронт, попал в плен, где трагически погиб. А рукопись осталась у его вдовы, которая хранила её целых 50 лет, до самой своей кончины в начале 90-х годов! Дочь Кудашовых, испытывая материальные трудности, стала подумывать о продаже шолоховских материалов за границу, где их стоимость оценивается специалистами в несколько миллионов долларов. Однако к тому времени Феликс Кузнецов вышел на след рукописи. Он-то и убедил Кудашову-младшую продать произведение государству за вполне умеренную цену. Так Россия вернула себе черновики первых частей «Тихого Дона»…
Что же показала проведённая следом экспертиза? Прежде всего то, что автором романа действительно является Михаил Шолохов. Кузнецов подчёркивает:
«В найденной рукописи – 910 страниц. Как уже говорилось, графологическая экспертиза подтвердила, что большая её часть (633 страницы) написана рукой Шолохова; оставшиеся 247 страниц переписаны набело женой писателя Марией Петровной и её сестрой Ниной Петровной Громославской. На многих этих страницах – правка рукой Шолохова… Оставшаяся часть 3-й и 4-й книг романа принадлежат к тому же рукописному своду, что и эта рукопись».
Так же экспертиза установила, что автором различных вариантов тех или иных черновых листов романа не мог быть известный в своё время донской писатель Фёдор Крюков, который воевал в белой армии и умер от тифа в 1920 году – а именно его Александр Солженицын считал настоящим автором «Тихого Дона». Не был автором и советский писатель Александр Серафимович, большой знаток донских обычаев и нравов, который, якобы, потрясённый «Донскими рассказами», подарил «Тихий Дон» их создателю — молодому донцу Михаилу Шолохову (была и такая версия).
Никаких иных рукописных вариантов романа, которые ставили бы под сомнение авторство Шолохова, на сегодняшний день не обнаружено!
Белогвардейцы заступились за Шолохова
Интересно, но в авторстве Михаила Александровича нисколько не сомневались русские эмигранты, бежавшие от большевизма после гражданской войны. В своей среде они сразу хорошо приняли «Тихий Дон», буквально сразу после выхода романа в свет! Так, эмигрантский литературный критик Семён Балыков писал в 1932 году:
«По художественному достоинству, по интересу для казаков – этот историко-бытовой роман далеко превосходит все беллетристические вещи из жизни казаков, до сего времени появлявшиеся. В романе хорошо выдержан казачий язык, и для казачьей эмигрантской молодёжи он может послужить одним из ценных пособий для знакомства со своими обычаями».
Надо сказать, что слухи о плагиате появились уже тогда, в 30-ые годы. И за советского писателя дружно вступились… белые атаманы, которые, кстати, практически все фигурировали в романе!
Атаман Всевеликого Войска Донского Пётр Краснов, сам бывший неплохим литератором, писал:
«Я очень ценю Михаила Шолохова. Это исключительный, огромный по размерам своего таланта писатель. Я ставлю его в один ряд с Толстым, Пушкиным, Лермонтовым, Гоголем. Это его произведение, и он написал правду».
Походный атаман Пётр Попов:
«Тихий Дон» приписывают Фёдору Крюкову. Но язык романа не крюковский, и его написал начинающий писатель, не казак, который жил на Дону и изучал казачий быт. Всё это как раз характерно для Шолохова".
А вот мнение хорунжего Павла Кудинова, который командовал казаками, восставшими против Советов на Верхнем Дону в 1919 году (один из центральных персонажей 3-й части романа):
«Тихий Дон» есть великое сотворение истинно русского духа и сердца… Читал я роман взахлёб, рыдал-горевал над ним и радовался – до чего же красиво и влюблённо всё описано, и страдал-казнился – до чего же полынно-горькая правда о нашем восстании… Зная, что в ту пору Шолохов был ещё отроком, говорю: то всё талант, такое ему от Бога дано видение человеческих сердец".
В общем, не назвали бывшие белогвардейцы никого из своей среды, у кого Шолохов якобы мог бы украсть произведение!
«На той единственной, гражданской...»
Так что «Тихий Дон» — это всё-таки шолоховская работа. Единственно, я разделяю некоторые сомнения критиков писателя, касающиеся первых частей романа, где даётся подробное описание жизни казачества в канун Первой мировой войны.
Дело в том, что здесь буквально по дням описана жизнь героев, со всеми природными явлениями, выпадавшими на те или иные православные праздники – Троицу, Пасху и т.д. Критики Макаровы, подробно изучив данный вопрос, определили, что эти явления соответствовали погоде не 1912—1913 годов, как указывается в «Тихом Доне»», а периоду 1911—1912 годов:
«Непосредственность и глубина изображения природы автором „Тихого Дона“ таковы, что мы можем не просто предполагать в нём очевидца событий: раннего выпадения снега, весеннего вскрытия Дона, бурных, разлившихся весенних потоков в степи на Вербное воскресенье… Картины живы и точны. Это означает, что эпизоды первой и второй частей созданы сразу после изображённых событий: примерно в 1911 году. Естественно, что любые попытки как-либо связать Шолохова (ему было тогда менее восьми лет) с созданием текста первых частей неуместны».
Так что нельзя исключать того, что молодому писателю действительно попались какие-то черновые или просто дневниковые записи, сделанные до революции, но так и не ставшие полноценным литературным произведением. Возможно, что на самом деле нашёл их Шолохов у какого-нибудь белогвардейца, когда в начале 20-х годов в составе продотряда гонялся за белыми бандами по донской земле.
В дальнейшем он использовал эти записи как хороший исторический источник по бытовому описанию жизни казаков. Точно так же в других частях романа он задействовал мемуары белых и красных командиров, сражавшихся на Дону. Для написания исторического романа – это нормальная практика и ею пользовался и пользуется не один только Шолохов.
Да, порой у него встречаются разночтения в датах, некоторая путаница в описании некоторых событий. Но здесь следует учесть масштабность разыгравшейся исторической драмы, её многоплановость и неоднозначность (в мемуарах очевидцев той поры очень часто встречаются разночтения в датах, когда путали старый и новый календарные стили). Молодой автор поэтому вполне мог местами ошибаться. Не зря Шолохов затем правил свой роман в течение почти двадцати лет после его написания…
Уже «Донские рассказы» показали, как потрясли молодого литератора события гражданской войны. Точно так же, как и писателей, на чью юность выпала Великая Отечественная война: они уже не могли ни о чём писать, кроме как о войне и обо всём, что с ней было связано. Таким же откровением для Шолохова, по всей видимости, стала революция. Весь свой талант он буквально досуха вложил в «Донские рассказы» и в «Тихий Дон», стараясь через переживания героев показать своё отношение к тем далёким и жестоким событиям. Тема революции и трагедия братоубийства, скорее всего, так и не отпустили его до конца жизни!
Что же касается критического отношения романа к Советской власти… Надо помнить, что книга писалась в атмосфере 20-х годов, когда ещё не установилась жёсткая партийная идеологическая цензура. Шолоховская критическая оценка вполне совпадала с аналогичными выводами тогдашних молодых писателей. Посмотрите на ранние произведения Бориса Лавренёва, Всеволода Иванова, Александра Фадеева, Артёма Весёлого. Все они, бывшие бойцы Красной Армии, описывали гражданскую войну отнюдь не в героических чёрно-белых красках, и действия Советской власти порой вызывало у них резкое неприятие. А уж кровавый разгул некоторых большевистских деятелей на Дону гораздо жёстче, чем в шолоховском «Тихом Доне» показан в не менее талантливой и полузабытой, к сожалению, ныне повести Артёма Весёлого «Россия, кровью умытая»!
Да, потом все эти люди были придавлены идеологической махиной правящей партии. Шолохов здесь не стал каким-то исключением. Он включился в жизнь писательской советской бюрократии и стал говорить только то, «что надо» и «как надо». Тем не менее, он не растратился впустую на литературные дифирамбы «руководящей и направляющей». Шолохов так и не смог выйти за пределы своих представлений о литературе — поэтому он, видимо, так и не закончил свои другие произведения, к которым его душа явно не лежала.
Ибо он навсегда остался в «Тихом Доне»…
Кому не получилось жить не по лжи
Надо сказать, что операция ЦРУ по дискредитации Михаила Александровича отчасти удалась. За границей поднялся сильный шум по поводу авторства Шолохова. Говорят, что даже была вполне официальная попытка поставить под сомнение его Нобелевскую премию.
Во всяком случае, в 80-ые годы группа норвежских ученых под руководством Гейра Хьетсо провела тщательное исследование романа при помощи новейших тогда методов математической лингвистики. И эти исследования полностью подтвердили авторство Шолохова.
Но всё равно писатель сильно переживал. Возможно, это и стало причиной его довольно неожиданной для многих смерти в 1984 году. А с крушением Советского Союза к травле подключились уже и некоторые российские исследователи. Многих из них отрезвила найденная в 1999 году рукопись, и они пересмотрели свои взгляды. Однако зачинатель травли Александр Солженицын явно раскаиваться не собрался. Как пишет Андрей Воронцов, автор известной статьи «О сложных взаимоотношениях двух Нобелевских лауреатов»:
"Когда же норвежский исследователь Гейр Хьетсо прислал Солженицыну свою совместную с Густавссоном, Бекманом и Нилом книгу «Кто написал “Тихий Дон”?» (1984), доказывающую на основе компьютерных исследований, что автор «Тихого Дона» – Шолохов, Солженицын не сумел скрыть своего раздражения: «Значит, если карандаш и ложка примерно одной длины, то они суть одно и тоже».
Солженицыну довелось дожить до того времени (1999), когда принадлежавшая Шолохову рукопись первых двух книг «Тихого Дона» была, наконец, найдена. Надо сказать, что в 1990–2000-х он пересмотрел некоторые свои взгляды диссидентской поры. Так, в рассказе «На краях» (1995) Александр Исаевич воздал должное полководческому гению Г.К. Жукова, которого прежде обвинял в «заваливании трупами» противника.
Увы, даже узнав о существовании шолоховской рукописи, Солженицын не захотел или не нашел в себе моральных сил отказаться от своей ошибочной точки зрения на авторство «Тихого Дона».
Думаю, что дело здесь было уже не в происках ЦРУ, которое в своё время лишь вдохновило Солженицына. Думаю — и здесь я соглашусь с Андреем Воронцовым — что всё упёрлось в элементарную зависть Александра Исаевича к куда большему литературному таланту, нежели был он сам. Ведь и Нобелевские премии у них разные — у Шолохова за настоящую литературу, а у Соженицына, увы, за антисоветчину «Архипелага ГУЛАГа». Воронцов по этому поводу метко замечает:
«Никто, даже враги Шолохова, сегодня не спорят с тем, что он был прежде всего писателем. И в то же время, многие годы продолжается дискуссия на тему, кем по преимуществу являлся Солженицын – писателем или политиком? Например, П.В. Палиевский и В.Н. Крупин считают, что литературное значение творчества Солженицына было преувеличено в политических целях сначала на Западе, а потом и в России (О Солженицыне – не по лжи // Лит. газета, 2008, 10.XII). Действительно, трудно назвать после Ивана Денисовича Шухова какого-нибудь оригинального, запоминающегося героя прозы Солженицына Это большей частью реальные исторические личности. И сам Солженицын в большинстве своих произведений скорее историк и публицист, нежели прозаик».
Но тщеславный Солженицые явно хотел остаться в памяти потомков именно писателем, не уступающим самым видным мировым классикам. Отсюда и все его склоки против более литературно-талантливого Шолохова. Отсюда и его — вольное или невольное — участие в грязной операции ЦРУ. Не думаю, что этот эпизод станет украшением к биографии Александра Исаеевича, в которой, не смотря на всю противоречивость солженицынской натуры, было немало и положительных примеров...
Вадим Андрюхин, главный редактор
