Встреча в Берлине нужна была Меркель и Олланду для спасения своей репутации
Ранним утром в Берлине без какого-либо практического результата закончилась встреча глав России, Германии, Франции и Украины в рамках так называемого нормандского формата по урегулированию ситуации в Донбассе. После того как дискуссию покинул Петр Порошенко, Владимир Путин, Ангела Меркель и Франсуа Олланд продолжили переговоры уже по сирийской тематике, но и по их итогам никаких практических шагов не предвидится.
Стороны были готовы к такому повороту событий. В Москве устами пресс-секретаря президента Дмитрия Пескова еще до отлета Путина в Берлин предупредили, что никаких прорывов не ждут. В Европе же сам факт приезда главы российского государства в столицу ФРГ считали большим успехом. Ранее Кремль отказывался возобновлять общение в «нормандском формате» на уровне глав государств до того, как появится возможность продвинуться в имплементации условий «Минска-2». Практическая работа была переложена на экспертов – они пытались согласовать такую повестку дня, которая могла бы дать ощутимый результат. Сделать этого не удалось, и берлинская встреча снова превратилась в talks about talks – «переговоры о переговорах», в ходе которых были вновь закреплены разногласия сторон. При этом европейцы считают своим успехом появление в «нормандском формате» термина «дорожная карта», который пока не то что не наполнен каким-либо смыслом, а даже не содержит ни одного согласованного листа бумаги.
Предыдущая встреча в «нормандском формате» прошла год назад в Париже и тоже закончилась безрезультатно. Весь 2016 год «европейские партнеры» потратили на выработку согласованной позиции и безуспешные попытки принудить Киев выполнять уже подписанные договоренности. В сентябре главы МИД Германии и Франции специально прибыли в Киев, где почти в ультимативной форме предложили местным властям новый план реализации Минских соглашений. Его главное положение: общие процессы обеспечения безопасности в Донбассе (отвод войск, прекращение огня) должны идти параллельно с политическими изменениями на Украине, включая принятие законов об особом статусе ДНР и ЛНР и поправок в конституцию. В целом это соответствует и позиции Москвы. 16 октября во время саммита БРИКС в индийском Гоа Владимир Путин заявил, что «нужно идти как минимум параллельно, и добиваясь реализации вопросов безопасности, и совершая необходимые для урегулирования в целом на длительную перспективу шаги в политической сфере», а без этого «добиться урегулирования будет невозможно».
В теории именно такая согласованная позиция могла бы стать основой того, что принято называть термином «дорожная карта». На практике это, как правило, выработанный экспертами и согласованный по времени, четко датированный план совместных или одновременных действий сторон. Например, там должно быть написано, в какой конкретно день и час будут отведены войска на тех или иных направлениях и когда Верховная рада проголосует за изменения в конституции, гарантирующие права Донбасса.
В Берлине и Париже почему-то полагали, что такое возможно. Но практическая разработка «дорожной карты» могла стать реальностью только в том случае, если бы все стороны придерживались согласованного подхода. Это общий принцип такого рода урегулирования, а не отдельная украинская специфика, в противном случае данная схема просто не работает. Но в Киеве отказываются соглашаться с тем вариантом, который был им предложен европейцами в сентябре, следовательно, все эти инициативы были просто обречены на провал.
Позиция украинской стороны «для внешнего потребления» состоит в том, что сперва должны быть «соблюдены условия безопасности», и лишь затем украинцы обещают что-то сделать с политической составляющей договоренностей, не уточняя, что и когда. Это не «дорожная карта», это цыганская хитрость. «Соблюдение безопасности» вообще понимают в Киеве весьма своеобразно. С их точки зрения, Украина должна получить полный контроль за теми участками границы с Россией, которые сейчас контролируются ДНР и ЛНР, при этом необходимо обеспечить отвод тяжелой техники и расширение полномочий миссии ОБСЕ на всю территорию Донбасса. Для внутреннего же потребления тиражируются заявления о том, что после «восстановления суверенитета» над Донбассом никакие законы об особом статусе приниматься не будут. До последнего времени эта хитрость вполне себе работала, поскольку европейские переговорщики не всегда выступали единым фронтом (у участников «нормандского процесса» своя линия поведения, а у ОБСЕ – своя, да и интересы порой различны), и украинской стороне удавалось вульгарно обманывать переговорщиков. Это легко с учетом, что в Париже и Берлине склонны считать Киев адекватным партнером.
В Москве подобных иллюзий нет, и позиция Порошенко однозначно воспринимается как попытка «переформатировать» минские договоренности в свою пользу с помощью дешевых фокусов. Поэтому ничего перспективного от «берлинского ужина» никто и не ждал. Но для «европейских партнеров» было принципиально важно организовать данную встречу, даже если она не могла дать положительный результат просто по определению. Если оставить в стороне сирийскую повестку дня, проведение переговоров по Украине за день до саммита Евросоюза было бы и для Меркель, и для Олланда плюсом. Германия и Франция все еще лидеры объединенной Европы, но отсутствие каких-либо результатов их широко разрекламированной миротворческой деятельности начало подтачивать их авторитет. Это не говоря уже о требованиях других европейских государств пересмотреть режим санкций в отношении России, а значительная часть этих мер увязана как раз с ситуацией на Украине. Поэтому первые лица ЕС до последнего боролись за то, чтобы заполучить в Берлин Владимира Путина, а по окончании «ужина» доложили об изобретении «дорожной карты» и о «продолжении работы в «нормандском формате» на уровне глав дипломатии и экспертов».
Петр Порошенко традиционно попытался интерпретировать события в свою пользу. Он озвучил старую идею о размещении в Донбассе вооруженной миссии ОБСЕ как уже свершившийся факт, «одобренный главами европейских стран». Но Ангела Меркель его поправила. По ее словам, это дело отдаленной перспективы. Владимир Путин также упомянул о «расширении миссии ОБСЕ», но речь все-таки идет не о некоем вооруженном присутствии, а о допуске международных наблюдателей на тыловые склады тяжелого вооружения, при этом мандат миссии изменен не будет – оружие они не получат (причем это для их же блага) и опечатывать оружейные склады не будут. Миссия ОБСЕ, кстати, еще до начала «берлинского ужина» попыталась сыграть на этом поле самостоятельно. Ее глава Александр Хуг вдруг заявил, что в Минске имелись еще какие-то «секретные протоколы», которые стороны даже якобы «выполняют». Это вызвало резкую реакцию, как это ни парадоксально, именно в Киеве. Там расценили заявления Хуга как провокацию, поскольку для украинского общественного мнения существование какой-то «тайной сделки» в рамках «Минска-2» сродни национальному предательству. Украинские представители попытались объяснить, что Хуг под «тайными бумагами» якобы имел в виду подробные карты разведения войск на линии соприкосновения, хотя в них ничего особо секретного нет.
Спор о расширении миссии ОБСЕ в итоге стал единственным обсуждаемым результатом «берлинского ужина». Согласование же «дорожной карты» может стать вечным процессом. Классический (и лучший) способ заболтать любую тему – создать комиссию или комитет по ее «рассмотрению». Примерно это и скрывается сейчас за «разработкой дорожной карты», поскольку Киев явно будет саботировать политическую составляющую урегулирования. В результате и минские переговоры, и встречи экспертов сведутся к обсуждению местных гуманитарных проблем, что тоже важно, но не концептуально. Тем более что, как подчеркнул Путин, Киев не идет на уступки в гуманитарной сфере, особенно в вопросе возобновления социальных выплат жителям Донбасса.
Российский президент считает, что процесс частичного разведения сторон на линии фронта может быть продолжен по той схеме, по какой он был осуществлен в последний месяц на трех участках. Но стоит заметить, что создание трех демилитаризованных зон шло крайне тяжело, даже несмотря на то, что это были едва ли не самые простые для подобной операции участки, а на наиболее сложных участках фронта такое размежевание неосуществимо практически. Кроме того, даже во время переговоров в Берлине ВСУ не переставали обстреливать территорию ДНР и ЛНР и несколько раз предпринимали попытки прорыва фронта на Мариупольском направлении. Вокруг Донецка и на «северной дуге» они уперлись в городскую зону и промышленную застройку, что временно остановило их порывы.
Поступали сообщения даже о том, что Порошенко пытался требовать в качестве предварительной уступки передать под контроль ВСУ район Дебальцево. При этом со стороны Киева никаких практических шагов ждать пока не стоит. Украинские власти отказываются признавать первый этап выборов в местные органы власти в Донбассе, поскольку он проходит без участия «общеукраинских» политических партий (например, «Свободы» и «Правого сектора*») и украинского же ЦИК. Не принят и закон об амнистии для ополченцев.
До самого последнего времени считалось, что «европейские партнеры» могут как-то повлиять на позицию Киева, но сейчас от этих надежд осталась только «дорожная карта». Это не отменяет того, что все стороны, включая Киев, будут до последнего держаться за священные слова «Минские соглашения» и «нормандский формат» просто как за признанные международные переговорные площадки. Отсюда и ритуальные «подтверждения приверженности всем ранее заключенным договоренностям». В то же время Украина продолжит лоббировать «расширение формата» и включения в него США как равноправного переговорного партнера. Но в вовлечении в переговоры Вашингтона не заинтересован никто, кроме киевлян.
Конечно, ни одна из сторон в ближайшее время не хлопнет папкой с документами по столу и не провозгласит публично смерть минских соглашений или «нормандского формата». В Минске ли, в Гомеле или в Женеве по-прежнему будут собираться люди и кропать «дорожную карту». Но без принуждения Киева к реальным действиям все это так и останется благими намерениями и красивыми словами. А кто и как это сможет сделать – уже другой разговор.
Взгляд ру