Кто научил Гитлера ненавидеть Россию
В День памяти и скорби, который мы ежегодно отмечаем 22-го июня, нелишне вспомнить об истоках нацистской агрессии. А точнее о тех разномастных деятелях, кто буквально толкал Гитлера к нападению на Россию.
Оккупация от-кутюр и оккупация геноцида
Прежде всего это касается западного мира. И не каких-то там его отдельных частей, а всего западного сообщества в целом! Этому сообществу сегодня очень неудобно признавать, что нацизм стал прямым и логичным порождением европейской цивилизации, принявшей столь радикальные и откровенные формы...
Обратите внимание какую на разницу в оккупационной политике, которую проводили немцы в Западной Европе и на Востоке. Российский историк, большой специалист по истории Германии Андрей Васильченко рассказывал в одном из материалов для нашего сайта, как нацистские оккупанты вели себя в завоёванной Франции:
«Французы были очень недовольны тем, что их правительство в 1939 году объявило войну Германии — потому что следом последовали ограничения для ведения бизнеса. И многие едва ли не ликовали, когда пришли немцы! Потому что вновь смогли открыть свои заведения. Владельцев магазинов, лавочек и ресторанов радовало небывалое количество „новых посетителей“. Ещё больше их восхищало, что готовые покупать всё подряд немцы платили наличностью... Большие группы „туристов“ в униформе вермахта и СС активно фотографировали все парижские достопримечательности: Лувр, собор Парижской Богоматери, Эйфелеву башню. И хотя большинство населения настороженно наблюдало за происходившим, немало было и тех, кто открыто приветствовал оккупационные войска... По Парижу постепенно разлеталось: «Какие они вежливые!», «Какие они симпатичные!». Немцы стали «очаровательными оккупантами». В метро, не задумываясь, они уступали места пожилым людям и женщинам с детьми. Оживилась не только торговля, но и общественная жизнь...».
В общем, французы и не заметили никакой оккупации — сменились только флаги, всё остальное, даже органы власти, осталось прежним. Да и немецкие инструкции требовали от солдат-завоевателей предельно гуманной политики, вежливости и предупредительности по отношению к местному населению. Потому что французы были для немцев, хоть и покорённым народом, но всё же своим...
А теперь посмотрим, что в это самое время творилось в России, в Белоруссии, на Украине, в Польше, в Югославии. Не буду напоминать про политику настоящего геноцида, которую здесь устроили немцы, про чудовищные военные приказы, которые предусматривали массовое взятие заложников из числа мирного населения, сожжение вместе с людьми целых населённых пунктов, целенаправленное уничтожение военнопленных — это всё сегодня очень хорошо известно. Обращу внимание лишь на бытовое поведение врага.
Люди, пережившие оккупацию, вспоминали, как немцы любили фотографироваться на фоне повешенных и расстрелянных. Немцам и в голову не приходило, что эти фото потом станут уликами на грядущих судебных процессах. И не только потому, что были уверенны в своей окончательной победе — они просто не считали славян за людей! Для них убить человека на улице оккупированного города, это всё равно, что было убить приблудную собаку — просто ради забавы. Жизнь славян для них ничего не стоила.
Это относилось даже к пособникам из числа местного населения. Один из таких пособников, бывший полицай из Смоленской области, рассказывал уже после войны на суде следующее:
«Как-то раз партизаны возле одной деревни убили моего бойца. Я потребовал от немецкого коменданта провести розыск убийц среди жителей этой деревни, потому что они все там помогали партизанам. Но немец только рассмеялся — мол, если бы это был немецкий солдат, то да, наказание было бы немедленным, но убили какого-то русского. Что ж одним русским больше, одним меньше... Вот тогда я понял, что мы в их глазах и не люди вовсе, даже мы, служащие вспомогательной полиции».
Мало того, оккупанты не стеснялись открыто справлять нужду при местных людях или прилюдно ходить в чём мать родила. Мой отец, который мальчишкой пережил оккупацию на Ставрополье, вспоминал, как летом 1942 года вошедшие в их городок немецкие танкисты остановили свои машины возле колодца. Они догола разделись и стали шумно мыться. При этом им было плевать на то, что в это самое время за ними наблюдали сотни глаз — женщин, детей, стариков...
Знаете, кто так себя обычно вёл? Европейские колонизаторы среди каких-нибудь дикарей, которых колонизаторы причисляли к диким животным. Впрочем, немцы и не скрывали, что являются такими же колонизаторами. Ибо перед их глазами был пример всей предшествующей европейской истории.
Высшие и низшие
Нацистская доктрина о «расе господ и расе рабов» родилась отнюдь не в мозгах Адольфа Гитлера. Эта доктрина восходит к позднему средневековью, когда из западной Католической церкви вышел протестантизм, учивший, что после смерти спасётся не тот, кто был христианским праведником, не зависимо от нации или личного благосостояния, а тот кто был отмечен «благодатью божьей» ещё при жизни. То есть смог заработать много денег. При этом не важно, как именно эти деньги были заработаны — пусть даже через преступление, мол это всё тоже божья воля .
Под знаменем протестантизма началось бурное развитие капитализма — в том числе и через колониальные захваты. В ходе этих захватов протестантская теория была существенно доработана. Под «божью благодать» уже попадали не только отдельные люди, а целые «христианские народы», сумевшие извлечь выгоду от захватов по переделу мира. Вот тогда и родилась расовая теория о «высших и низших народах».
Эта теория хорошо оправдывала тот массовый геноцид, который европейские колонизаторы устроили коренным народам Африки, Азии и Америки. Целые народы, миллионы и миллионы людей, тогда исчезли с лица земли! Да что там говорить — ведь вплоть до начала XIX века европейская наука всерьёз обсуждала вопрос — являются ли негры людьми, или это только разновидность африканских обезьян?!
Свой вклад в расовую теорию внесли многие европейские «научные умы». Например, французский аристократ Артюр де Гобино.
В своей книге «Опыт о неравенстве человеческих рас», изданной в 1853 году, он не только рассуждал о высших расах, чью кровь следует сохранять в чистоте, но и выискивал «низшие» — и не только в Африке, например, славян он называл «неполноценным, загнивающим народом, мешающим развитию Европы». Любопытно, но досталось от него и французским трудящимся, которых Гобино почитал как ущербную, неполноценную касту, которую следует держать подальше от класса господ...
Но далее всех в этом вопросе пошли британцы...
Как справедливо замечает глубокий знаток этого вопроса российский историк Егор Яковлев, автор интересной и познавательной книги «Война на уничтожение. Что готовил Третий рейх для России»:
«По большому счёту история Гитлера — это история немца, который хотел стать англо-саксом. Глядя на Британию и США, фюрер видел процветающие империи, которые шли к успеху, не считаясь ни с какими издержками».
И в самом деле соответствующих высказываний фюрер, озвученных в разное время, сохранилось немало. Цитирую по материалам историка Руслана Лынёва (сайт «Столетие ру»):
«Я восхищаюсь английским народом. В деле колонизации он совершил неслыханное»...
«Наша цель — расширение пространства на Востоке. И это пространство на Востоке должно стать германской Индией»...
«Только у меня, подобно англичанам, хватит жесткости, чтобы добиться цели»...
Ему вторило его окружение:
«Всё то, что мы хотим претворить в жизнь, уже давно существует в Англии»...
Одним из духовных предтеч нацизма признан английский писатель и историк Томас Карлайль. Нет ни одной основной доктрины нацизма, которая не была бы взята именно у Карлайля: «Сила – это право», «Для свободного человека характерен не бунт, а подчинение».
«Свобода – привилегия расы господ, - провозглашал писатель. — Кого небо сделало рабом, того никакое парламентское голосование не сделает свободным человеком. Ну а чёрный вообще имеет право быть принуждаемым к работе вопреки его природной лени. Худший господин для него лучше, чем вообще никакого господина».
Примечательно, что под «чёрными» он имел в виду не только африканцев, но некоторых «неполноценных европейцев». Например, ирландцев, которых англичане эксплуатировали с не меньшей жестокостью, чем каких-нибудь индусов — Карлайль вообще предлагал выкрасить в чёрный цвет два миллиона ирландцев, чтобы затем подать их продавать в Бразилию на сахарные плантации.
Ему вторили и другие «лучшие умы» Британии. Так, популярный в своё время писатель Чарльз Кинсли жаловался на то, что в Ирландии его преследовали толпы человекоподобных шимпанзе. «Будь у них чёрная кожа, — писал он, — было бы легче». А «учёный» Джон Биддоу утверждал, что «предками ирландцев точно были негры».
Также "достойным " предшественником германских нацистов следует признать известного главу британского кабинета викторианской эпохи Беджамина Дизраэли (лорд Биконсфилд), провозглашавшего, что «расовый вопрос – ключ к мировой истории»...
Британец, благословивший Гитлера
Вершиной же британской теории нацизма стали труды философа Хьюстона Стюарта Чемберлена. Именно он создал теорию «арийской германской расы», призванной править миром. Да и не только эту теорию — возьмите основные расовые положения таких известных трудов теоретиков нацизма, как книги Гитлера «Моя борьба» или «Миф 20-го века» Альфреда Розенберга, то можно увидеть, что все их человеконенавистнические рассуждения о целых народах целиком и полностью были взяты именно у Чемберлена.
«Сочтя Англию уже недостаточно энергичной для несения „бремени белого человека“, Х.С. Чемберлен во время Первой мировой войны перебрался в Германию, — пишет Руслан Лынёв. — Её он счёл более перспективной для дальнейшего расширения господства белой расы. При этом он продолжал утверждать, что обе страны „населяют два германских народа, которые добились больше всех в мире“... Именно он, английский аристократ и кабинетный учёный увидел в „маленьком ефрейторе“ Гитлере „исполнителя своей жизненной миссии и истребителя недочеловеков“.
Когда Чемберлен умер в 1927 году, в последний путь его провожал почётный эскорт, состоящий из нацистских штурмовиков...
Примечательно, что всех без исключения британских предшественников нацизма отличала и лютая русофобия.
Так, писатель и политик Ричард Нокс требовал исключить из числа европейских народов ирландцев и русских, поскольку „ирландская и русская нации, презирающие труд и порядок, стоят на низшей ступени человеческого развития“. Ему вторил тот же Чемберлен, утверждавший, что „русские в силу своего кровосмешения с татарами — это новое воплощение монгольской империи Тамерлана“...
... Так стоит ли после этого удивляться столь чудовищному поведению германских оккупантов годы Великой Отечественной войны на нашей земле? Стоит ли удивляться, например, планам статс-секретарь министерства сельского хозяйства и продовольствия нацистской Германии Герберта Бакке, который предлагал Гитлеру через голод „регулировать“ численность населения оккупированной России — по примеру соответствующей колониальной политики Британии в Индии?
Историк Егор Яковлев отмечает по этому поводу:
„План голода реализовался в уничтожении советских военнопленных, блокаде Ленинграда, которая была запланирована еще 23 мая 1941 года, искусственном голоде на территориях Ленинградской области, Харькове, Киеве. Более того, понимание, что на восточных территориях живёт 30 миллионов конкурентов по потреблению, привело к истребительной политике, которую рьяно проводил через силы СС Генрих Гиммлер. Не остался в стороне от нее и вермахт, который был развращён преступными приказами, освобождавшими от ответственности за насилие против гражданского населения“.
Безумные „властители дум“
А теперь поговорим об ещё более неприятных вещах. Немалая „заслуга“ в идейной обоснованности гитлеровской агрессии лежит не только на Западе, но и на так называемой русской интеллигенции, презиравшей свой собственный народ...
Примечательная история произошла в канун Великой Отечественной войны в Восточном министерстве Третьего рейха, разрабатывавшего оккупационную стратегию на всем восточно-европейском пространстве. Руководил министерством один из главных идеологов нацистской партии Альфред Розенберг, выходец из России. Родился и вырос он в Риге, учился в Московском университете. После революции эмигрировал на родину своих предков – в Германию, где примкнул к нацистскому движению…
В своё министерство он привлек лучших специалистов по России: профессоров и прочих докторов наук. Они-то и разработали теорию о русских как „недочеловеках“, рабах по своей психологии, постоянно нуждающихся в сильном хозяине. Но на сей раз они руководствовались не только соответствующими установками британских идеологов (и прочих европейских русофобов) — в качестве обоснования теоретических разработок они использовали... классическую русскую литературу XIX — начала ХХ века, изображавшую русский народ как скопище духовно слабых и морально разлагающихся людей!
Это сильно возмутило русского эмигранта, проживавшего в Берлине, журналиста Ивана Солоневича. Выступая перед немецкими профессорами, он сказал им следующее:
„Вы судите о России исключительно по русской литературе. Но ведь всякая литература есть литература критическая, она живёт противоречиями жизни, а не её нормальными явлениями. Литература всегда является кривым зеркалом народной души. Вы же не принимаете алкогольные кошмары Эдгара По за выражение североамериканского духа или байроновский пессимизм и гамлетовскую нерешительность за проявление британской психологии. Байрон Байроном, Гамлет Гамлетом, а Британская империя – она сама по себе, независимо от Байронов и Гамлетов“.
Немецкие профессора во главе с доктором Розенбергом только посмеялись над эмигрантом:
„Вот она, типично русская рабская психология. Русский интеллигент недооценивает лучших своих соотечественников – великих писателей. Когда начнется война, герр Солоневич сам убедится в том, что типично русский – это урод, мастерски изображенный Чеховым и Гоголем“.
Солоневич в сердцах сказал:
„Что ж, воюйте, посмотрим, кто из нас прав“...
Оговорюсь сразу — я не собираюсь идеализировать самого Ивана Лукьяновича Солоневича, прожившего трудную и весьма противоречивую жизнь. В 1934 году он по идейным причинам бежал из Советского Союза, после чего начал вести пропаганду о том, что Советская власть якобы очень непрочная, что она держится исключительно насилием со стороны НКВД и партийного аппарата, и достаточно слегка толкнуть этот режим извне, как он сразу рухнет. Когда началась Великая Отечественная война Солоневич черканул для немцев даже несколько газетных статей на тему того, что патриотизм советский надо отличать от патриотизма русского. Так, в июле 1941 года в газете Геббельса „Атака“ (Der Angriff) появилась статья Солоневича „Патриоты и комиссары. Враг № 1 русских народных масс“, где, в частности, говорилось:
„Никакие патриотические и национальные лозунги не смогут отвратить ненависть русского народа от его истинного врага – еврейского комиссара… Для русских народных масс еврейский большевизм – это враг № 1, давнишний враг, враг нации и враг Отечества… Никакая ложь и никакие напоминания о Суворове не вытеснят запечатлевшуюся в народном сознании картинку еврейского комиссара, который в случае победы уничтожит не только мужика и рабочего, но и всех крестьян и рабочих в Европе“.
Однако быстро стало ясно, что Гитлер не ведёт никакой борьбы за „освобождение русского народа“ от мифического гнёта еврейских комиссаров и вести не собирается. А его война против СССР — есть война на уничтожение исторической России вообще! И Солоневич отошёл от активной политической и публицистической деятельности, удалившись до конца войны в германскую глубинку, откуда со злорадством наблюдал, как „русские недочеловеки“ лупили немецких захватчиков...
Но вернёмся к политике Восточного министерства. Наплевав на мнение Солоневича, оно состряпало обширный доклад о „недочеловеках“ из России, обильно цитируемый трудами русских классиков. Доклад лёг на стол Гитлеру, и тот с лёгким сердцем подписал план „Барбаросса“, предусматривающий нападение на Советский Союз… Впрочем, немцев в их ложном представлении о России и её народе судить было бы не совсем справедливо. Ибо действительно — искривлённые представления на собственную страну им во многом навязала именно русская классическая литература, о которой помянул Солоневич...
Эта литература отражала психологию российской интеллигенции, которой во все времена была присуща некая мессианская психология — свои, часто ошибочные суждения она всегда выдавала за истину в последней инстанции, а своё, зачастую пренебрежительное отношение к собственному народу возводила в ранг непогрешимой истины. Столь странное поведение нашей интеллигенции объясняется, видимо, историческими причинами — со времён Петра Первого российская интеллектуальная элита стремилась во всем подражать Западу и демонстрировала пренебрежительное отношение к своим национальным традициям. Порой это поведение приобретало такие уродливые формы, что великий русский философ Николай Данилевский метко охарактеризовал их как „чужебесие“. Всё это не замедлило сказаться и на русской литературе, которая стала бурно развиваться с начала XIX столетия.
Вот Грибоедов с его знаменитой пьесой „Горе от ума“. Кто такой герой пьесы Чацкий? Высокомерный тип, вернувшийся из-за границы в Россию, который видит вокруг себя чуть ли не сплошных моральных уродов, которыми он тяготится. Среди тех, кого Чацкий презирает, — полковник Скалозуб, тупой солдафон и карьерист. Нарисовав такой карикатурный образ полковника, Грибоедов тем самым высказал пренебрежительное отношение ко всей русской армии. А ведь писалась пьеса сразу после Отечественной войны 1812 года. Это что же получается – скалозубы победили Наполеона Бонапарта? А куда же подевались Кутузов, Багратион, Раевский и Ермолов? Что же, Грибоедов не нашел более лучших прототипов для изображения военных?!
Да и не только военных. XIX столетие – великое время российской истории. Россия находилась в периоде своего могущества. Стремительно расширялись границы империи, армия громила врагов одного за другим, русские купцы создавали российскую промышленность, крестьяне заселяли огромные необжитые пространства Сибири, Средней Азии, Дальнего Востока, наши корабли вышли на просторы Мирового океана, завязывая связи со всем миром. Увы, эти великие события, которыми могла бы гордиться любая страна, не нашли отражения в нашей литературе. Литература прошла мимо нашей военной мощи, наших организационных талантов, наших примеров воли, настойчивости и упорства. Напротив, по всему миру получила хождение литературная карикатура, отражавшая, по сути, дворянское безделье, которое с реальной русской жизнью ничего общего не имело...
Грибоедов оказался первой ласточкой. Затем был Пушкин с его Евгением Онегиным – типичным мотом и прощелыгой. Но Пушкин хоть в других произведениях прославлял настоящих героев Отечества. Последователи не делали и этого.
Гоголь чуть ли не с остервенением писал пародии на властную элиту империи, видя в ней лишь жуликов и мздоимцев. Лермонтов любовно описывал похождения духовного вырожденца поручика Печорина, назвав его „героем нашего времени“ и тем самым обобщив пороки, присущие отдельным людям. Поэт Некрасов метался в поисках ответа на вопрос: кому на Руси жить хорошо?, подспудно намекая, что в „этой стране“ никому жить нельзя.
А над всеми ними витала тень всесильного литературного критика Виссариона Белинского, этакого либерального сверхцензора, без соизволения которого ни один писатель не мог считать себя „великим“. Если произведение ругало Россию и её жизнь, следовали восторженные отклики Белинского. Ну а если кто, не дай Бог, пытался усмотреть в российской жизни положительные черты, тот подвергался травле. Такой травле, по сути, подвергся Николай Васильевич Гоголь, который в последние годы жизни попытался пересмотреть свои прежние русофобские взгляды…
И так продолжалось до самой революции. Как грибы после дождя появлялись Достоевские со своими странными героями: князем Мышкиным и братьями Карамазовыми, чьи внутренние самоистязания больше напоминают садомазохизм религиозных фанатиков. Ну а самым „великим“ героем столетия стал гончаровский Илюша Обломов, который полжизни провалялся на диване, окутанный !великими мечтами»...
Процитирую уже упоминавшегося мной Ивана Солоневича:
«Русскую «душу» никто не изучал по её конкретным поступкам, делам и деяниям. Ее изучали по «образам» русской литературы… Онегины, Маниловы, Обломовы, Безуховы и прочие птенцы дворянских гнёзд были бездельниками и больше никем. И, говоря чисто прозаически, бесились с жиру. Онегин от безделья ухлопал друга, Рудин от того же безделья был готов ухлопать полмира, Безухов и Манилов мечтали о всяких хороших вещах. Их внук Базаров – о менее хороших вещах...
Что типично для русского народа: граф Лев Толстой, стоящий на самой вершине всей культуры человечества и эту культуру судивший, или мужик Михайло Ломоносов, который с тремя копейками в кармане мальчишкой пришел в Москву из северных лесов, чтобы стать потом председателем первой русской Академии наук? Да, был Толстой. Но ведь был и Ломоносов. Был воображаемый Каратаев, но был и реальный Суворов. Были пушкинский Онегин и эпилептики Достоевского, но ведь были и Иваны, в феврале 1945 года вплавь форсировавшие ледяной Одер.
Настоящие герои народа забыты, ибо они не оставили ни одного печатного труда и их нельзя процитировать. А цитировать „классиков“ – любимейшее занятие нашей интеллигенции».
Кстати, именно облик толстовского Платона Каратаева из «Войны и мира», терпеливо и даже покорно сносившего любые удары судьбы, немцам особо пришёлся по вкусу. Розенберг доказал Гитлеру, что это типичный, рабский характер русского солдата.
Каково же было удивление толстовцев из нацистской Германии, когда реальные «каратаевы» вместо рабской покорности надавали немецкой армии тумаков и гнали врага до самого Берлина!
Дворянский расизм
Что же тогда удивляться росту революционного нигилизма в старой России, если к тому фактически звали писатели-классики? Так, с одобрения Льва Толстого студенты-революционеры слали приветственные телеграммы японскому императору, чьи войска сражались с русской армией на полях Маньчжурии. Под влиянием произведений пацифиста Александра Куприна в интеллигентской среде культивировался культ неприятия человека в военной форме... Словом, нигилизм буквально толкал интеллигентов на разрушение своего государства.
Но как только в стране случилась Октябрьская революция, как тут же прежняя ненависть к царскому правительству сменилась ненавистью уже к восставшему народу. Почитайте высказывания представителей русской интеллигенции о народной революции, о которой ранее они так грезили и которая наяву, совершено по объективным факторам, уничтожила привычный им быт. Это же настоящая ненависть, граничащая с оголтелой русофобией!
Особо здесь отличился такой «классик,» как Иван Бунин. Одни только его «Окаянные дни» чего только стоят — здесь и уродливое, отталкивающее изображение народных масс, и мечты об иностранных интервентах, которые де загонят это «быдло» в прежнее стойло. Историк Егор Яковлев справедливо увидел в этом социальный расизм, когда дворянский писатель и интеллигент видел в собственном народе не просто чужой элемент, а чуждую ему расу!
Впрочем проявлялась это в Бунине ещё задолго до революции. В интернете я нашёл интересный анализ творчества Бунина, где он, конечно же «любя», сравнивал простой народ... с диким зверьём. Отсюда автор анализа сделал вполне справедливый вывод:
«Бунин был ярым русофобом, разве это не понятно?! Бунин был не „русским“, а „русским дворянином“, то есть хозяином над русскими. Он мог существовать рядом с русскими и даже испытывать к ним симпатию, но только до тех пор, пока его интересы не были ими затронуты, и он не был лишен хозяйского статуса. Тут из него, конечно, полез нацизм и расизм. Нет, простой народ Бунин любил по-своему — как забавных зверьков, и охотно описывал их животное существование как экзотику. Как только „зверьки“ потребовали себе человеческих прав, он их сразу люто возненавидел, логично же».
Сбежав за границу, Бунин привнёс свой органичный вклад в тамошнюю русофобию, включая и русофобию Гитлера. А его единомышленники в самой Германии даже не пытались, подобно Солоневичу, исправить нацистскую идеологическую машину. Они сами стали частью её аппарата. Так, бывший депутат Государственной Думы, пламенный монархист Марков-Второй, говорил в гитлеровском Берлине, призывая к «крестовому походу» против большевизма:
«Русский есть не только славянин, но славянин с примесью немца; и только при наличии этого сочетания выявляется вся чистота русского характера».
То есть, с точки зрения Маркова, настоящий русский — это славянин, смешанный с «расово-чистым» германцем, остальные же русские — отбросы, которых следует уничтожить. Это гнусное заявление вызвало гнев у многих русских эмигрантов. Например, у генерала Антона Деникина, который написал в ответ:
«Итак, во имя освобождения России — нашествие на неё двунадесяти языков и... принудительная расовая примесь немцев. Дальше этого, в холопском усердии, идти некуда!».
Деникин оказался прав. Следуя рекомендациям таких бунинцев, как Марков-Второй, нацисты разработали теорию порабощения русских земель. Русских «с немецкой кровью» предполагалось онемечить, остальных же — либо загнать в вековое рабство, либо вообще ликвидировать. И только Великая народная Победа 1945 года не позволила этим чудовищным планам воплотиться в жизнь...
... Мне могут возразить, что всё это дела уже давно минувших дней. Мол, Запад извлёк все нужные уроки, и он уже другой. Да и наша интеллигенция якобы изменилась, став более близкой к народу. Однако читая современную западную прессу, а также высказывания многих российских «интеллектуалов» (особенно по вопросу Украины) видишь, что здесь по-прежнему всё буквально дышит ненавистью к России и ко всему русскому! Боюсь, что и сегодня наша интеллигенция, по примеру своих «духовных предшественников», готова послужить уже новому Гитлеру...
Вадим Андрюхин, главный редактор
