Евросоюз как лозунг коллаборационистов (часть 2)
Мы продолжаем рассказ о том, как идеи Европейского союза в годы Второй мировой войны вдохновляли пособников Гитлера. На этот раз речь пойдёт о Франции, где доморощенные нацисты носились с идеями создания ЕС не менее страстно, чем их бельгийские или голландские коллеги...
Французский коллаборационизм, ставший фактически именем нарицательным, отнюдь не ограничивался только представителями вишистского правительства. Это понятие распространялось также на известное количество политических партий и группировок, настаивавших на активном сотрудничестве с оккупационными властями. Несмотря на определённые различия в своих идеологических установках, все эти организации были едины в стремлении включить Францию в организм «Новой объединённой Европы».
Это была настоящая идея-фикс! Ею были одержимы и французские националисты, и французские фашисты, и французские национал-синдикалисты. При этом их вовсе не смущало то обстоятельство, что они призывали к сотрудничеству со страной, которую они сами ещё некоторое время назад считали самым страшным и самым заклятым врагом Франции. Собственно в этом и состояла по-настоящему подлая суть французского коллаборационизма.
Под лозунгом «пролетарского фашизма»
В особенности была показательна позиция французских фашистов, полагавших себя последними носителями наднациональной идеологии – настолько наднациональной, что они были готовы даже к союзу с некоторыми из коммунистов. Дистанцируясь от буржуазных националистов и традиционных правых политиков, они полагали военное поражение своей страны не слишком большой ценой — главное, чтобы в итоге оно привело к торжеству универсального европейского фашизма. Мало того, многие из французских фашистов, невзирая на многочисленные противоречия, выражали редкостное единство относительно в том, что вишистское правительство слишком медленно «налаживало сотрудничество» с Берлином ...
Сразу же оговоримся, что большая часть идеологических представлений французских коллаборационистов оказалась иллюзией. Они сильно заблуждались на счёт того, что в Берлине жаждут увидеть французское правительство, представляющее интересы большинства политических группировок. Немецкие дипломаты получали из Германии тайные приказы любыми силами препятствовать складыванию на французской территории объединённого политического фронта — хоть левого, хоть правого. Гитлер и Риббентроп предпочитали, чтобы Франция была разодрана внутренними политическими конфликтами, а все группировки коллаборационистов находились бы в неизменной борьбе друг с другом. В частности, немецкий посол Отто Абец 19 ноября 1942 года телеграфировал в Берлин о том, что ему удалось уговорить лидера «Партии французского народа» Жака Дорио (к слову сказать, некогда бывшего активным коммунистом) отказаться от политического сотрудничества с другими французскими фашистами. В этой телеграмме сообщалось:
«Если нам пришлось согласиться на создание единого политического блока, то, тем не менее, мы должны избегать признания, что политическая инициатива находится в руках у влиятельной группировки Дорио, так как его формальная победа могла бы привести к восстановлению Франции, её объединению и преобразованию в национал-социалистическом духе».
Приведённая выше цитата с предельной ясностью свидетельствует, что германские политики допускали возникновение на оккупированных территориях идеологически родственных национал-социализму групп только в том случае, если подобное развитие событий не угрожало геополитическому диктату Берлина. А самих коллаборантов предпочитали держать в полном неведении. Только этим можно объяснить тот факт, что Жак Дорио 25 мая 1941 года в своем выступлении заявлял о целостности Франции и рамках руководимой Гитлером Европы:
«После 1919 года у Европы не могло быть 20 лет спокойствия, так как с Германией обошлись жестоко и несправедливо. В 1941 году Европу могла бы постичь та же самая судьба, если бы Францию оскорбили и поработили» (надо полагать, немецкую оккупацию Франции Дорио не считал ни оскорблением, ни порабощением).
Когда Германия напала на СССР, то французские фашисты (собственно как все остальные коллаборационисты) увидели в этой агрессии реальную возможность создания объединённой Европы. Жак Дорио приветствовал идею использования на Восточном фронте добровольцев из числа французов, голландцев, валлийцев, фламандцев, скандинавов и многих других. Именно этих вояк — из состава частей вермахта и ваффен-СС — он полагал «носителями новой объединённой Европы, которые могли бы стереть старые континентальные границы». Однако ни Дорио с его «пролетарским фашизмом» и идеей «братской Европы, объединённой окопной аристократией», ни политиками из Виши так и не было позволено начать на практике объединять Европу. Пропагандистская патетика не перешла в плоскость практических решений...
Секретарь «Партии французского народа» Виктор Бартеломи — в отличие от Дорио — со скепсисом относился к идее объединения Европы под патронажем Германии. Осенью 1944 года Бартеломи выпустили специальное обращение, в котором перечислил все предпосылки, почему европейцы окончательно отвернулись от германских национал-социалистов. В частности, был упомянут высокомерный отказ немцев от лозунга «ни побеждённых, ни победителей», а также их сознательное следование репрессивно-реакционному курсу, направленному против оккупированных европейских стран (вместо того, чтобы заняться претворением в жизнь «революционной политики»). Впрочем, такая критика отнюдь не помешала активистам партии летом 1944 года во время наступления войск англо-американских союзников бежать вместе с отступавшими немцами на территорию Германии.
Руководитель другой коллаборационистской партии — «Национально-народное единство» — Марсель Деа некогда он был радикальным социалистом, но затем перешёл в лагерь приверженцев еврофашизма. Марсель Деа считал необходимым сформировать объединённую авторитарную Европу, в которой Германии отводилась особая миссия. В августе 1940 года Деа написал в одной из статей:
«Германия должна перейти от войны к миру, от захватов — к сотрудничеству, от гегемонии – к договорным отношениям. Поскольку военная победа является самой неоспоримой из побед, то она сделала Германию повелительницей континента, что возлагает на неё особую миссию. Она должна повести Европу за собой. Сила победы даёт не только права, но и налагает обязанности».
Подобно большинству французских коллаборационистов Марсель Деа выступал за такое объединение Европы, которое должно было произойти при условии «сохранения национальной особенности народов, без противопоставления одной нации другой». Будущую континентальную организации Марсель Деа называл «Европейским сообществом». В предполагаемом им сообществе Франция должна была обрести новый суверенитет. По этому поводу глава «Национально-народного единства» писал:
«Наступит момент, когда отдельные нации сольются в одно сообщество, когда они плотно прилягут друг к другу как обтёсанные камни. Конструкцию этой объединённой Новой Европы можно сравнить с прекраснейшим средневековым собором».
Интеллект на службу Гитлеру
Секретарь всё того же «Национально-народного единства» Жорж Альбертини также придерживался идей «Европейского сообщества», в котором якобы все народы должны были сохранить свои особенности. Столь наивное понимание «новой Европы» он выразил в одной из своих газетных статей, вышедшей в конце 1943 года:
«Принимая во внимание, что на конференции в Москве три державы заявили о своем империализме, Новая Европа будет просто призвана уважать интересы наций. Их противостояние спровоцировало в Европе XIX- XX веков несколько крупных конфликтов. Но, тем не менее, Европа — это слишком древняя территория, на которой сложилось слишком много национальных особенностей. Первое условие – Европа не мыслима без Германии, без Сербии, или без Бельгии».
Намерение поддержать Третий рейх во имя строительства «справедливой Европы» — это была либо самая великая глупость, либо самая великая подлость, на которую оказался способен этот молодой и очень неглупый политик. Однако многие из французских интеллектуалов заняли именно такую позицию.
Они хотя и не принадлежали к какой-то конкретной коллаборационистской партии, но, тем не менее, рассматривали военное поражение своей страны как предпосылку для строительства «общей Европы», в которой «за борт оказались бы выкинуты все устаревшие структуры и понятия». По их мысли, немецкая оккупация как бы втягивала Францию в «континентальный блок», в котором она получала особую миссию. Такую мысль высказал Эдуард Винтермайер в своей книге «Европа на марше», которая была издана во Франции в 1943 году. Там есть такие слова:
«Чтобы действительно участвовать в европейском развитии, Франция должна снизойти до уровня истинных и первичных качеств её народа. Повторное и повсеместное пробуждение сил народа позволит создать Новую Францию в Новой Европе. Если мы будем действовать подобным образом и только так, то сможем связать свое будущее со всем тем, что является истинными ценностями нашего прошлого… Мы не сможем отказаться от этого, ни во имя себя, ни во имя Европы. После того, как пошли по новому пути, французскому народу предстоит объединиться с Новой Германией, что в итоге и породит Новую Европу»...
Как видим, рецепт создания «Европейского союза» через объединение и примирение Германии и Франции был выдуман вовсе не гражданскими политиками послевоенного периода, а коллаборационистами периода оккупации. Собственно и многие из ныне популярных лозунгов были порождены в той же среде и в то же самое время. Например, это относится к фразе, высказанной в период нацизма немецким профессором Вильгельмом Гриммом и ставшей весьма популярной у нынешних европолитиков: «Германия – наше Отчество, Франция – ваше Отечество, Европа — наше общее Отечество».
Подобные идеи не просто вдохновляли, а буквально зажигали сотрудничавшего с немецкими оккупационными властями другого интеллектуала — Франсиса Делязи. Свои идеи он изложил в книге «Европейская революция», которая увидела свет в Париже в 1942 году. Год спустя он была переведена на немецкий язык и переиздана в Берлине. Что же так заинтересовала немецких политиков в творчестве французского писателя? Он предлагал создать что-то вроде Соединённых Штатов Европы, опирающихся на экономическую базу, а именно общую валюту, унифицированные зарплаты и общий уровень жизни...
Впрочем, как мы уже говорили, в самой Германии эти идеи были нужны вовсе не для реализации, а для манипулирования оккупированными территориями. Спрашивается — зачем применять силу, если есть ослик, который сам охотно бежит за недоступной морковкой?
Торг с петлёй на шее
В 1944 году, во время наступления англо-американских союзников, значительная часть французских евроинтеграторов предпочла скрыться на территории Германии. Это были те, кто продолжал верить в миф об «объединённой Европе», а потому наивно полагали, что ещё могли победоносно вернуться во Францию. Более того, между французскими коллаборационистами и немецкими дипломатами, фактически до самого конца Третьего рейха шёл самый настоящий торг, в которой разыгрывались... посты и сферы влияние в послевоенной Франции. И это тогда, как войска антигитлеровской коалиции уже были в Париже и вышли на границы Германии!
29 августа 1944 года Дорио вёл переговоры с Риббентропом, в ходе которых министр иностранных дел Третьего рейха обещал, что «за исключением Эльзас-Лотарингии Франция после окончания войны сохранит свою территориальную целостность». А газеты французских коллаборационистов, на этот раз издававшиеся уже на территории рейха, по-прежнему продолжали заклинать «Новую Европу». Коллаборантов не смущали даже доходившие до Германии тревожные сведения, что в занятой американцами Франции союзники казнили многих ориентированных на Германию интеллектуалов — например, Жоржа Сори и Поля Шаони, которые как раз были ярыми поборниками «объединённой Европы».
А в январе 1945 года в Германии из беглых французов был сформирован так называемый «Французский освободительный комитет». В учредительном манифесте этой марионеточной организации можно было прочитать:
«Мы намереваемся вновь завоевать независимость нашей страны. Мы сражаемся за европейское пространство, которое является жизнеспособным и которое обеспечит существование нашего народа. Мы выступает за объединённую Европу, которая способна нанести поражение большевизму».
Уже тогда было очевидно, «объединённая Европа» стала своего рода лозунгом «последнего часа» — пропагандистской уловкой, призванной хоть как-то продлить агонию Третьего рейха. Но Дорио словно не желал видеть этого! В феврале 1945 года он даже умудрялся подводить первые итоги деятельности возглавляемого им комитета. В частности, он подчеркивал, что Берлин гарантировал территориальную целостность «союзной рейху Франции» (!!!). Затем он вновь высказывался за «объединение континента через почтение к историческим традициям западных народов».
Статья с этими словами вышла в коллаборационистских газетах 22 февраля 1945 года. Ирония судьбы заключалась в том, что именно в этот день Дорио погиб во время авиационного налета. А спустя ещё три месяца наступил конец всего Третьего рейха. И хотя ушли в небытие и все иллюзии, с ним связанные, но идея ЕС оказалась очень живучей. Её взяли на вооружение уже другие силы.
Любопытно, но упомянутый выше интеллектуал Франсиса Делязи в своей книге рассматривал Вторую мировую войну как своего рода повторение революционной войны 1792 года, которая, как известно, раз и навсегда изменила европейский континент. Но ведь такая европейская интеграция, что при Наполеоне, что при Гитлере оказалась лишь основой для агрессии в отношении России! Наверняка, это и есть главная внешнеполитическая цель всех евроинтеграций без исключения...
Андрей Васильченко,кандидат исторических наук, писатель-историк, специально для «Посольского приказа»
