О единой европейской армии мечтал ещё Адольф Гитлер
Дипломатические круги, мировое сообщество и эксперты сегодня активно обсуждают нововведение, предложенное Главой Еврокомиссии Жан-Клодом Юнкером. Наверное, этот политик так бы и остался ничем не примечательной фигурой, которую выдвинула на европейский политический ландшафт, такая мировая и геополитическая «величина» как герцогство Люксембург (чьё общее население уступает количеству жителей фактически любого областного центра Российской Федерации).
Однако судьба не дала Юнкеру кануть в пучину безвестности, ибо он предложил ни много, ни мало, а создание общей европейской армии. «Такая армия помогла бы нам сформировать общую внешнюю политику и политику безопасности, а также вместе нести ответственность Европы (за события) в мире», — заявил чиновник от Евросоюза. Кроме этого Жан-Клод Юнкер грозно добавил, что образом Европа даёт «агрессивной» России понять, что «мы серьёзно относимся к отстаиванию ценностей Европейского союза».
Несмотря на то, что в Европе уже не раз пытались сформировать нечто напоминающее единые вооружённые силы (более того, были даже созданы общеевропейские части оперативного реагирования), предложение Юнкера рассматривается ныне как нечто новаторское, способное изменить баланс сил в мире в целом. Конечно же, всё это подаётся под соусом того, что Европа хочет защитить свою архитектуру безопасности, а потому создание единой армии для ЕС есть самая что ни есть актуальная задача...
Оставим в стороне рассуждение о том, кто и почему может угрожать безопасности Европы и не является ли эта угроза всего лишь пропагандистским мифом. Посмотрим на «новаторское» предложение люксембургского политика с другой стороны.
На самом деле идея создать единую европейскую армию принадлежит вовсе не Жану-Клоду Юнкеру, и даже не французскому премьер-министру Рене Плевину, который в октябре 1950 года огласил идею создания Европейского оборонительного сообщества. На самом деле первыми с такой идей выступили европейские коллаборационисты, которые в годы Второй мировой войны пошли на активное сотрудничество с немецкими оккупационными властями...
«Основу армии Европы должны составлять войска СС»
Наверное, пальма первенства здесь принадлежит Леону Дегрелю, лидеру бельгийского рексизма, до сих пор остающимся одним из самых печально знаменитых коллаборационистов. В 1940 году он явил проект собственного «Европейского союза», который, как и нынешний ЕС, должен был находиться под явным доминантным влиянием Германии. Опять же поразительно схожими являются слова об «общей судьбе», «ответственности» и «безопасности». В частности, Дегерль писал:
«Национал-социалистическая Германия должна в перспективе обеспечить порядок для объединения Европы. Этот порядок не может быть обеспечен, если немецкая армия не будут поддерживать его на территории всей Европы. Военные части Третьего рейха могут быть менее крупными и располагаться только на нескольких базах. Они должны непременно присутствовать во всей Европе, во всяком случае, в первые годы мирного существования. Если Германия удалится из старых парламентских стран, заражённых демократической пропагандой, то неизбежно наступят революция и анархия...».
А далее, как стоило предположить, следовал призыв сплотить воинские силы Европы во имя «судьбоносной борьбы с русским большевизмом».
Дегрелю вторил голландский нацист Антон Муссерт. Фактически сразу же после захвата немецкими войсками Голландии он стал разрабатывать свой собственный проект, предполагавший осуществление европейской интеграции. В итоге, 27-го августа 1940 года предводитель голландских национал-социалистов представил Гитлеру меморандум, в котором предлагал сформировать «Союз германских народов». Основу этой федерации должны были составить немцы, голландцы, шведы, норвежцы, датчане и швейцарцы. Будущий союз должен был обладать не только общей экономикой, но и общими вооружёнными силами.
Нечто аналогичное предлагал и духовный предводитель французских коллаборационистов Дриё ля Рошель. Он полагал, что важнейшим мероприятием немецких оккупантов должно стать создание «Европейского союза», военную основу которого представляли бы СС, которые тем самым поднялись бы до «сборного пункта воинственной молодёжи Европы». Через евроинтеграцию вооружённых сил оккупация европейских стран приобрела бы иной характер, так как «проевропейские французы исполняли бы свой воинский долг во Франции, чехи в Богемии и норвежцы в Норвегии»...
Нельзя сказать, что эта голоса не были услышаны в Третьем рейхе. В своей речи, адресованной в 1942 году рейхстагу, Гитлер заявлял:
«Подобно тому, как когда-то греки сражались против персов отнюдь не за Грецию, римляне против карфагенян – не за Рим, римляне и германцы против гуннов – отнюдь не за Запад, германские императоры против монголов — отнюдь не за Германию, испанские герои против африканцев – не за Испанию. Они защищали Европу в целом. Подобным образом Германия сейчас сражается не за саму себя, а за весь наш континент… Если бы Италия, Испания, Хорватия не послали бы свои дивизии, тогда бы не смог возникнуть европейский оборонительный фронт, который обладает немалой силой воздействия на прочие народы, рассказывая им о Новой Европе. Услышав этот пророческий призыв, прибывают добровольцы из Северной и Западной Европы: норвежцы, датчане, голландцы, фламандцы, бельгийцы и даже французы. Они превращают борьбу союзных оси держав в буквальном смысле слов общеевропейский крестовый поход».
Подобного рода заявления были расценены в ряде министерств Третьего рейха как инструкция к действию. Например, имперское министерство иностранных дел уже осенью 1943 года было готово приступить к осуществлению практической евроинтеграции и формированию единой «европейской» армии. В одном из документов того времени говорилось:
«Неслыханный прогресс техники, сокращение расстояний благодаря современным средствам сообщения, чудовищное повышение дальности действия и разрушительной силы оружия (авиация), тяжкое бремя вооружений и тенденция нашего времени устанавливать дальние экономические связи и создавать большие области совместного производства и хозяйствования — всё это вынуждает Европу к тесному сплочению. Европа стала слишком мала для враждующих между собой и отгораживающихся друг от друга суверенных государств. Кроме того, расколотая Европа слишком слаба, чтобы удержать свои позиции в мире и обеспечить себе мирные условия, сохраняя своё своеобразие и самостоятельность».
Тема нашла развитие в меморандуме германского МИДа от 9 сентября 1943 года:
«Необходимы региональные оборонительные соглашения на добровольной основе между соответствующими в каждом случае государствами. Эти оборонительные соглашения должны органически переплетаться и дополнять друг друга. Естественно, что опорой их будут державы оси. Если на востоке и северо-западе Европы главным участником соглашений должна стать Германия, то на Средиземном море сотрудничать должна в первую очередь Италия. Область общих задач здесь чрезвычайно широка. Достаточно указать на важность принципиальной договорённости о стандартизации вооружений и снаряжения, подготовки централизованного снабжения отдельных стран во время войны и т.д.
Уже в мирное время европейские воинские части могут быть сформированы по образцу добровольных соединений, сражающихся на Востоке. Те страны, которые по достигнутой договорённости не будут участвовать в военных действиях при отражении возможного нападения на Европу, должны, тем не менее, оказывать европейским государствам, участвующим в оборонительных действиях, всемерную поддержку. К европейским государствам, втянутым в войну с неевропейскими державами, прочие европейские государства не должны относиться как к воюющим сторонам. Следует считать, что объединение Европы в оборонительное сообщество значительно уменьшит вероятность нападений на континент. Неевропейские державы остерегутся затевать войны против европейских стран, если им придется считаться с тем, что противником их станет целая часть света, сплочённая воедино»...
Согласитесь, что на таком историческим фоне по-новому начинаешь оценивать слова ряда европейских политиков, в первую очередь германских министров, среди которых идея «евроармии» как раз пользуется особой популярностью.
«Мир в Европе опирается на прочную платформу, а страны-члены ЕС всё чаще объединяют усилия, в том числе в вопросах политики безопасности. За таким „переплетением“ армий с перспективой когда-нибудь иметь (общую) европейскую армию, по моему мнению, будущее», — заявила министр обороны ФРГ Урсула фон дер Ляйен. И далее последовала самая ключевая фраза:
«Мы знаем, что в настоящее время Россия больше не является нашим партнёром, однако нам следует обращать внимание на то, чтобы Россия не стала нашим врагом».
Что можно сказать в ответ? Меняются времена, меняются формулы, меняются интонации, но не меняется суть. А суть эта исходит прямо из времён нацизма...
Как Наполеона приравняли к Гитлеру
И ещё о не менее любопытных и тревожных аналогиях. Нынешняя Европа буквально восторгается личностью императора Франции Наполеона Бонапарта, считая его родоначальником многих принципов ЕС. Этот восторг также имеет самое непосредственное отношение к нацистскому прошлому.
... 4-го марта 1944 года в одном из фешенебельных отелей Парижа состоялась закрытая конференция, на которую был приглашён особый гость из Германии. Им оказался специальный представитель министерства восточных оккупированных территорий (ведомство Альфреда Розенберга) некий Вернер Дайц, к тому времени уже приобретший славу ведущего специалиста в сфере экономики и хозяйственного планирования.
На этом мероприятии Дайц выступил с докладом «Континентальная политика Наполеона как предтеча европейской политики рейха». Тема для обсуждения была выбрана отнюдь не случайно. Французские коллаборационисты и некоторые из представителей властных структур Третьего рейха полагали, что складывание единого европейского пространства является неизбежным условием для устранения давнишнего соперничества между Францией и Германией. Именно это и должно было предопределить давно желаемую победу над СССР.
В своём выступлении Вернер Дайц фактически провозгласил Наполеона первым государственным деятелем, предпринявшим попытку «возвратить Европе её политическую и хозяйственную независимость». Именно Наполеон предпринял попытку организовать континентальную блокаду вражеской Англии и якобы всячески содействовал складыванию «союза европейских государств». Дайц отмечал:
«Эта великая политическая идея, конечно, базировалась, лишь на понятии государства как такового и факте признания отдельных государств, но отнюдь не на биологической сути народов, их основавших. Он [Наполеон] хотел пожертвовать суверенным правом народов во имя суверенитета династического государства».
Докладчик не решался проводить очевидные параллели между Наполеоном и Гитлером («едва ли можно сравнивать континентальную политику Наполеона и европейскую политику фюрера»), тем не менее, он именовал французского императора и полководца «предшественником и пророком современного возрождения нашей части света». По мнению Дайца, именно Наполеон сделал первый шаг к тому, чтобы начать формировать «европейскую идею»:
«Франция Наполеона и Германия Адольфа Гитлера сделали своей судьбой европейскую политику. Германия в союзе с Францией должна закончить начатое Наполеоном творение».
Вернер Дайц полагал гигантской ошибкой Наполеона не то, что он начал войну против России, а то, что начал войну, не заручившись политической поддержкой в некоторых российских кругах (говоря нынешним языком, не сформировал «пятую колонну»). Также отмечалось, что в годы Первой мировой войны подобное начинание предпринял генерал Людендорф, который «подобно Наполеону остановился на половине пути».
Говоря о генерале Людендорфе, он подчёркивал:
«При всём том он не допустил тяжелейший ошибки Наполеона и выступил против России с использованием мощнейших политических средств. Он запустил в Россию Ленина и Троцкого, что ускорило её крушение. Но планы Людендорфа своевременно задушить набиравший силу большевизм потерпели неудачу, к тому же сам полководец пережил провал, поскольку против Германии было организован в высшей мере эффективная англо-американская блокада. Одержавший победу большевизм помешал включению Восточной Европы в семью европейских народов».
Как видим, агрессия против России рассматривались теоретиками «европейской идеи» едва ли не как естественная предпосылка к складыванию «единого европейского жизненного пространства»...
Поскольку свой доклад Вернер Дайц делал весной 1944 года, то положение Германии на фронтах ещё не было полностью катастрофическим. Это и объясняет нелепые пассажи про то, что «на Востоке видят, как победоносно шествует идея фюрера». По этой же причине заявления о «создании Новой Европы с правом каждого народа реализовать его национальный характер в рамках семьи европейских народов» и вовсе выглядят как откровенная геополитическая спекуляция. Тем не менее, Вернер Дайц отдавал себе отчёт в том, что для победы на Востоке необходимо было спровоцировать распад СССР:
«Подобно ученику чародея из произведений Гётё Сталин также станет духом, к которым он взывал, и не сможет высвободиться. В то же самое время неорганично сформированное пространство Восточной Европы и Центральной Азии начнёт распадаться, после чего погребёт само себя»...
Голоса из могилы
Примечательно, что данной идеологической конструкцией — «континентальная политика Наполеона – предшественница европейской политики Гитлера» — воспользовались не только в ведомстве Розенберга, но и в отдельных подразделениях СС. И это не может быть случайным совпадением.
Среди архивных документов, хранящихся в Федеральном архиве ФРГ, можно найти текст неизданного учебника, написанного сотрудниками СС. Есть предположение, что автором данного первого учебного пособия по истории «европейского союза» был начальник учебного отдела главного управления СС штандартенфюрер Карл Дамбах.
На страницах этой «работы» приводилось обоснование идейно-мировоззренческих предпосылок, которые как бы спровоцировали «континентальную политику Наполеона». Например, заявлялось — в XVIII веке в европейской среде возобладали рационалистические воззрения, что было одним из проявлений эпохи Просвещения. Автор утверждает: «однако рационализм как учение принёс политическую выгоду только лишь Англии, где собственно эта идея была рождена, разработана и стала последовательно применяться в интересах Великобритании».
И этот рационалистический принцип «равновесия», проповедуемый Англией, был направлен прежде всего против революционной Франции, которая стремилась к гегемонии в Европе. Это противостояние достигло своего апогея в начале XIX века, то есть во время наполеоновских войн. Авторы учебника явно выступали против такого британского рационализма:
«Сегодня мы понимаем, столь же явно и отчётливо, как и политики Великобритании 150 лет назад, что идея равновесия была всего лишь инструментом, использовавшимся мировой державой, для обеспечения контроля над Европой».
Более того, гегемония наполеоновской Франции преподносилась специалистами из СС едва ли не как положительное явление, в первую очередь для Германии:
«Немецкие романтики Шлегель и Тик подарили Германии не только английского Шекспира, испанских Гальдерона и Сервантеса, итальянского Данте. Они и родственные им по духу деятели во время наполеоновской гегемонии сделали Германию интеллектуальным средоточием европейских народов».
Опять же Наполеон выступал как невольный инициатор, спровоцировавший пробуждение немецкого национального сознания — ибо именно тогда широкие общественные круги Германии выступили против любого иностранного владычества...
Как бы то ни было, но специалисты из главного управления СС в своём учебном пособии провозглашали Наполеона Бонапарта «символом европейской судьбы». Он изображался ими как заложник борьбы между созидательными и разрушительными политическими силами:
«В его воистину титанически великой фигуре сжато отразилась вся трагичная судьба Европы. Именно сегодня Наполеон должен быть осознан нами как предостерегающий Европу символ. Только сегодня и только с общеевропейской точки зрения можно в целом оценить его политические мотивы, его политические заслуги и его политическое наследие».
Эсэсовские теоретики, таким образом, находились буквально в паре шагов от того, чтобы провозгласить Наполеона Бонапарта «пророки и передовым бойцом за Новую Европу». С каким-то садистским удовольствием авторы учебного пособия констатировали, что «миллионы погибших европейцев, павших на полях сражений наполеоновских войн, были жертвами, принесёнными на алтарь Европы. Однако в то же самое время мы должны признать горькую правду – та жертва не восстановила единство Европы».
(То есть если в 1812 году Россия была побеждена, то тогда бы гибель миллионов людей не была напрасной!!!).
Было видно, что эсэсовские идеологи явно намеревались превратить Наполеона в своеобразного предтечу Гитлера:
«Мы не можем забывать о роковых ошибках и их огромном значении для развития всего континента в целом. Последствия, которые случились против его [Наполеона] собственного намерения. В первую очередь поднятый силой из недр Германии народный дух, который проложил путь „малогерманскому“ объединению, осуществлённому Бисмарком. Последствия, которые оказались направленными против его же собственных планов, но привели к устранению германской раздробленности»...
Поскольку текст учебника был подготовлен в 1945 году, то его авторы не имели возможности игнорировать весьма плачевное положение Германии на фронтах. Только этим можно объяснить заявления о том, что, даже проиграв русской армии, Наполеон в итоге всё-таки «одержал победу» над Россией — мол, в итоге Российская империя впала в вековой кризис, который закончился ее крушением в 1917 году. В данном случае авторы эсэсовского учебника как-то забыли сообщить о том, что в 1918 году рухнула кайзеровская империя, которая как раз являлась порождением Бисмарка, в свою очередь провозглашаемого едва ли не невольным учеником Наполеона...
... Увы, слепая русофобия вождей СС не позволяла им сделать трезвый и объективный вывод из уроков истории. То же самое сегодня можно сказать и про нынешних русофобов из ЕС, которые авантюрными антироссийскими шагами буквально подчёркивают свою преемственность от гитлеровской Германии.
Андрей Васильченко, кандидат исторических наук, писатель-историк, специально для «Посольского приказа»