Это не День России — это день триумфа США и Бориса Ельцина
Не люблю я этот праздник — так называемый День России. И не я один. Помню, как однажды возмущался в разговоре со мной депутат Государственной Думы Евгений Фёдоров:
«Вот мы каждый год празднуем так называемый День России, 12-е июня. Это что получается – Россия существует всего 22 года?! А до этого мы где жили? Между тем, именно 12-го июня 1990 года Ельцин и его окружение приняли Декларацию о „российском суверенитете“, положившую начало распаду Советского Союза, то есть проигрышу в холодной войне. И нас сегодня ЭТО заставляют праздновать?! Разве такого рода „празднование“ не характерно именно для завоёванной и оккупированной страны?»
И действительно, Россия существует больше тысячи лет, в её календаре великое множество памятных дат, вполне достойных для увековечивании в качестве главного национального праздника. Примером может послужить Белоруссия, которая отмечает свой день 3-го июля, день освобождения Минска от немецко-фашистских захватчиков. Но мы почему-то выбрали именно 12-ое июня 1990 года, когда было положено начало великой трагедии всего советского народа.
Думаю, что это во многом отрыжка от той антисоветской идеологии, которая фактически была у нас официальной вплоть до самого недавнего времени.
Кстати, примерно из таких же антисоветских соображений нам когда-то навязали и День народного единства — 4-ое ноября. Известно, что со второй половины 90-х годов Кремль развернул наступление на остатки системы социальной защиты населения, оставшиеся с советских времён – бесплатное образование, медицину, пенсионное обеспечение, доступные жилищно-коммунальные услуги. В этой связи любопытно, что в декабре 2004 года, когда подвластная Кремлю Государственная Дума принимала закон о Дне народного единства, независимая социологическая организация «Левада-Центр» провела исследование, в ходе которого выяснилось, что не менее четверти населения России готово выйти на массовые акции протеста за свои социальные права и под политическими лозунгами.
Видимо, это не на шутку встревожило власть! Отсюда и фактический запрет на День Октябрьской революции 7-ое ноября с последующей подменой его Днём народного единства. Ведь великие идеи социальной справедливости, а особенно способ их воплощения в 1917 году могли вызвать у народа не самые приятные для власти ассоциации!
Ради этого власть даже пошла на откровенный подлог, цинично переврав исторические даты. Ведь любой историк вам подтвердит, что ополчение Минина и Пожарского вступило в Москву вовсе не 4-го, а именно 7-го ноября 1612 года. Но наши правители специально решили совместить День народного единства с церковным праздником иконы Казанской Божией Матери, тем самым обосновав смещение праздника на три дня раньше.
Очевидно, что кремлёвским идеологам было вообще «до лампочки», какой праздник вводить вместо 7-го ноября. Была бы где-то рядом дата той же Куликовской битвы, то и её бы «притянули» в качестве альтернативы Октябрьской революции...
Увы, на этом политические антисоветские подмены не закончились.
Так, 22-го августа мы отмечаем День Государственного флага. Наверное, если бы не усилия телевизионных пропагандистов, то народ вообще не вспомнил бы об этом дне. Это, кстати, подтверждают и социологические опросы населения, проводившиеся в 2013 году. Так, по данным ВЦИОМ, на вопрос «Какие чувства вы испытываете, когда видите государственную символику России?» лишь 49% опрошенных (менее половины!) указали, что при виде российского триколора испытывают «гордость, восхищение». Остальным, видимо, всё равно, Даже сегодня, после присоединения Крыма и начала новой холодной войны с Западом, эти настроения мало изменились.
Политологи по-разному оценили результаты этого исследования. Одни писали о том, что сами власти частенько проявляют неуважение к государственной символике. В качестве примера приводили случаи, когда на государственных учреждениях флаг вывешивался «вверх ногами». Вот какое сообщение недавно появилось на ленте одного из информагентств:
«Недавно цвета российского триколора перепутали в Федеральной службе по контролю за оборотом наркотиков. На баннере, посвященном 10-летию ФСКН, оказался... красно-сине-белый флаг. Когда конфуз стали бурно обсуждать в соцсетях, пресс-служба ФСКН сначала объяснила неувязку тем, что баннер просто перевернуло ветром. Когда же выяснилось, что таким образом цвета перепутаться не могли, было решено просто убрать неудачный баннер. И это уже не первый случай с госучреждениями, путающими расцветку российского флага...».
А если начальники не уважают российский флаг, то чего ждать от рядовых граждан?
А вот другие аналитики говорят о том, что россияне до сих пор не привыкли к российской символике. В частности, известный российский историк Михаил Смолин в интервью сайту КМ РУ сказал следующее:
«Я думаю, что в нашем конкретном случае незнание гражданами текста гимна или нечёткое знание ими расположения цветов на флаге вполне объяснимо, поскольку за последние сто лет у нас флаги и гимны несколько раз менялись. Отсюда, по всей видимости, и исходит столь прохладное отношение народа к таким важным для государства знакам, причём это незнание вовсе не побуждает его узнавать текст гимна или внешний вид государственного флага. Очевидно, граждане подсознательно чувствуют, что на их веку государственная символика вполне может ещё поменяться».
Мне кажется, что правы обе стороны – сказывается и пренебрежение власть имущих к государственным символам, и неуверенность россиян в будущем нынешнего политического режима. Но есть и ещё одна причина, о которой также говорят аналитики.
Неудачной выглядит сама дата выбора Дня Государственного флага. 22-ое августа – это день победы в 1991 году ельцинского Верховного Совета РФ над Государственным комитетом по введению чрезвычайного положения, или ГКЧП. Сегодня мы знаем, что ГКЧП пытался, хоть и неудачно, предотвратить распад Советского Союза. Поражение Комитета означало приговор СССР, который и распался спустя полгода. А поскольку ГКЧП пользовался советской символикой, то оппозиционный Верховный Совет взял на вооружение флаг дореволюционной России, который и был поднят над зданием российского парламента 22-го августа...
События августовских дней до сих пор являются символом национального раздора и гражданского противостояния – у членов ГКЧП, судя по тем же соцопросам, и сегодня немало сторонников. Это понимают и многие из тех, кто в августе 91-го защищал Верховный Совет. Потому никаких особых празднеств в честь тех дней, за очень редким случаем, эти люди не устраивают.
Таким образом, День Государственного флага выбран крайне неудачно. Специалисты по геральдике и символике не раз предлагали перенести эту дату на другое время. Ведь известно, что впервые российский триколор был поднят на боевых кораблях царя Петра Великого, плывших штурмовать турецкую крепость Азов. Так почему эту дату не выбрать в качестве Дня нашего национального флага?!
Однако в Кремле к мнению специалистов отнеслись прохладно, оставив дату без изменений...
Думаю, что сегодня как раз настало время всерьёз разобраться со всеми этими праздниками. И если День народного единства, не смотря ни на что, всё же неплохо прижился в народе — да и великий подвиг Козьмы Минина и князя Дмитрия Пожарского действительно достоин увековечивания — то в Дне России и в Дне Государственного флага надо что-то менять.
Во-первых, любая антисоветчина в нынешних сложных политических условиях выглядит сродни русофобии, и потому её следует поставить под запрет — как юридический, так и моральный, включая сюда и соответствующие «праздничные мероприятия». Во-вторых, президент Владимир Путин сам когда-то назвал крушение Советского Союза величайшей геополитической катастрофой. Согласитесь, но эти его слова сегодня буквально входят в противоречие с самим духом празднования 12-ого июня.
Кстати, на днях Госскеретарь США Джон Керри поздравил всех нас с Днём России. И это тоже о чём-то, да говорит — Керри как бы дал нам понять, что сей праздник скорее американский, что это день торжества их триумфа, когда США удалось поставить во главе Российской Социалистической Федеративной республики своего агента влияния по фамилии Ельцин...
... Я много раз писал о той пагубной роли, который этот человек сыграл в истории нашей страны. Но это была моя точка зрения. Поэтому сегодня и именно в так называемый День России я хочу дать слово человеку, который знал Ельцина лично и даже написал об этом книгу «Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса». Речь идёт о Михаиле ПОЛТОРАНИНЕ, который при Ельцине занимал высокие должности — был главным редактором газеты «Московская правда», первым российским министром печати, вице-премьером. А потом вдруг резко порвал с Ельциным все связи и перешёл в оппозицию.
Несколько лет назад я взял у него интервью, которое, на мой взгляд, получилось очень откровенным. Привожу этот текст с небольшими сокращениями. Думаю, что он не требует никаких особых комментариев...
— Михаил Никифорович, что ж вы так долго молчали? Почему решили опубликовать свои мемуары только сейчас, а не сразу после своего ухода из коридоров власти? Не поздновато ли?
— Нет, я не считаю, что поздно. Воспоминания в тексте занимают небольшую часть, а главное там – анализ современного положения дел. Такие книги и надо писать тогда, когда общество ждёт от автора не баек о жизни элиты, а готово к более серьёзному разговору. И не только о прошлом, но и о своём будущем. Сегодня мы подошли к черте, когда в результате «преобразований» последних двадцати лет Россия стала на грань краха — половина населения спилась, а половина скурвилась на воровских деньгах. В своих воспоминаниях я хотел показать истоки этой катастрофы. И спрогнозировать, что нас ждет в будущем.
— Вы были одним из первых соратников Ельцина, когда тот ещё был первым секретарём Московского горкома партии. Чем же будущий президент России вас так очаровал?
— Очарование — это слово не подходящее. Просто я тогда увидел в нём совсем другого человека, нежели те, которых прежде приходилось видеть в партийной элите.
Я ведь многие годы работал спецкором газеты «Правда», мотался по всей стране — от Бреста до Камчатки. Видел я коммунистическое чванство и нежелание партийных вождей развивать страну, плюс зажим любой критики. И когда по приглашению нового первого секретаря московского городского комитета партии Бориса Ельцина я возглавил редакцию «Московской правды», то столкнулся с непривычной картиной. Первый секретарь пытался заставить столичный горком поработать на интересы народа!
Помню, что Ельцин ввалился в Москву, как контролёр в подсобку универмага, где торгаши рассовывают товар по сумкам друзей. И в городе с устоями по принципу «рука руку моет» поднялся сущий переполох!
Секретарь горкома сам ходил по магазинам и рабочим столовым, а из Свердловска пригласил группу надёжных ребят, которые под видом просителей-москвичей провоцировали чиновников на взятки. Потом их брали с поличным. Но впечатляло не столько это, сколько публичность Ельцина. В то время на телеэкранах мелькал один только Горбачёв с его туманными фразами типа «углубить» и «осмыслить». А люди истосковались по честным словам. Ельцин же откровенно и прямо говорил о произволе бюрократии и о том, что дальше так жить невозможно.
Естественно, он вызывал симпатию. Тем более он разрешил нашим журналистам писать всё, что мы считаем нужным — мол, это ваш фронт работы и я не буду вмешиваться. По тем временам это было ново и интересно.
— Как вы думаете, с его стороны это было искреннее желание навести порядок в столице или же только игра на публику? Он ведь был большой популист...
— Сложно сказать. Сейчас я думаю, что через свою бурную перестроечную деятельность в Москве он хотел сделать карьеру и войти в состав Политбюро. Но его подвела главная беда — неумение напряжённо трудиться в течение длительного времени. Он не умел системно работать. Где-то через год после прихода в Москву стало видно, что Ельцин иссяк. Начал повторяться, суетиться на пустом месте, а потом и вовсе принялся увиливать от работы, под разными предлогами уезжая куда-нибудь на Воробьёвы горы, где любил в одиночестве часами гулять.
Его роковым недостатком было неумение добиваться воплощения им же принятых решений. Это, кстати, люди заметили и во время его президентства, когда деятели из ельцинской Семьи переиначивали распоряжения и указы главы государства по своему усмотрению и в свою пользу.
Деловую пустоту Ельцина заметил член Политбюро Егор Кузьмич Лигачёв, сам мужик дельный и чрезвычайно работоспособный. Лигачёв искренне хотел, чтобы Ельцин наконец от слов перешёл к делу, потому и начал его критиковать.
К сожалению, мы тогда воспринимали рабочую критику Лигачёва исключительно как гонения на честного руководителя, которому «партийные консерваторы» мешают работать.
— Из вашей книги я понял, что именно вы являетесь автором знаменитой речи Ельцина на октябрьском Пленуме ЦК КПСС 1987 года, когда его снимали с работы. Имеется в виду не его настоящее выступление, а те смелые оппозиционные слова, которые приписала ему народная молва...
— Да, это на самом деле так. Его настоящую речь на Пленуме даже и выступлением назвать было сложно. Так, жалкое блеяние проштрафившегося партийного начальника, слёзно умолявшего Политбюро о пощаде.
А с моим авторством произошло вот что. Партия по привычке скрыла стенограмму Пленума. И когда в ноябре состоялся уже пленум московской парторганизации, утверждавшей решение ЦК о снятии Ельцина, то там его так по-хамски топтали, что сразу же поползли всевозможные слухи и кривотолки.
Вскоре Академия общественных наук собрала семинар редакторов партийных и молодёжных газет со всего Советского Союза. Они захотели встретиться со мной — и как с редактором, и как с секретарём Союза журналистов СССР. Я приготовил выступление на тему жизни столицы и вышел с ним к коллегам. Но какое там! Мне сказали: «Брось валять дурака! Расскажи, что там за шум вокруг Ельцина». Редакторы хотели понять, откуда взялось столь бешеная реакция номенклатуры на его речь.
И коллеги вынесли решение: я должен достать им стенограмму выступления Бориса Николаевича.
Я знал, что стенограмму в ЦК никто мне не даст — ну что ж, тем хуже для ЦК. Я задумался — что сейчас народ волнует больше всего? Кругом болтовня об успехах, а жизнь всё хуже и хуже... И я стал писать. Писал о том, что болтовня о перестройке — это лишь дымовая завеса, за которой прячутся истинные намерения номенклатуры, которая не думает о людях, а только обустраивает свою жизнь. Писал о том, что слово правды в партии под запретом и что именно партия доводит страну до ручки. И если партия не начнёт внутри себя очищение, то народ вынесет ей приговор. Ну и так далее, на четырёх страницах.
Это не было подлинным выступлением Ельцина. Но это было то, что хотели услышать люди.
Я оформил свою писанину-размышление как выступление опального первого секретаря МГК. На ксероксе с друзьями мы изготовили больше ста экземпляров и передали их редакторам молодёжных газет. Текст пошёл по рукам, его быстро перепечатали в союзных республиках. И о Ельцине заговорили! С этой «речи на Пленуме», можно сказать, и началось его бурное восхождение к вершинам власти. Позже стали гулять по рукам ещё два-три «выступления», куда более радикальные. Когда партократы спохватились, было уже поздно.
В журнале ЦК было напечатано настоящее выступление Ельцина, но как раз его-то народ и воспринял как фальшивку.
— Вы много пишете о том, что Ельцин, уйдя от КПСС, со временем попал, что называется, под внешнее управление Западом, в интересах которого и проводил свои «реформы»...
— Это американцы подбросили ему идею президентства в России — чтобы через «суверенитет Российской Федерации» развалить Советский Союз. Думаю, это случилось во время его поездки в США, куда он мотался как член Верховного Совета СССР. И уже став президентом России, полностью попал под их контроль.
По моим данным, в США он тесно общался с деятелями «Бнай-Брит». Тайный орден «Бнай-Брит» — в переводе с иврита «сыновья Завета» — был образован в Нью-Йорке иудейскими выходцами из Германии в начале XX века. Десятилетиями орден набирал силу, подминая под себя прочие масонские организации. И сегодня, по сути, «Бнай-Брит» представляет собой мировое правительство с широкой сетью филиалов по всей планете. Задача ордена — наложить лапу на мировые природные ресурсы и финансовые потоки.
Я вас уверяю, никто не может сегодня стать главой любого западного государства без согласования кандидатуры с вождями «Бнай-Брита».
В конце 80-х годов единственной не освоенной территорией для ордена был Советский Союз. Поэтому было сделано всё для развала страны. Кстати, Ельцин приглянулся ордену не только как лидер «самостийной» РСФСР, но и теми качествами, на которые обращал внимание Лигачёв — отсутствие трудолюбия и любовь к праздному образу жизни. К тому же ему были глубоко чужды разные там «патриотические заморочки» и чувство социальной справедливости.
— А правда, что американцы в конце 1991 года пообещали Ельцину 30 миллиардов долларов, чтобы он только назначил Егора Гайдара главой правительства?
— Со мной такими сведениями Ельцин не делился. Об этом сегодня говорит Гавриил Попов. Но о 30 миллиардах в первом российском правительстве действительно поговаривали. Мол, вот-вот они посыпятся на нашу страну в виде гуманитарной помощи. Так и стоим с тех пор с протянутыми руками...
А насчёт Гайдара скажу так. И сам Гайдар, и все его дружки по экономическому блоку правительства России — Чубайс, Авен, Шохин, Ясин, Нечаев и прочие — в конце 80-х проходили стажировку в Международном Венском институте прикладного системного анализа. А этот институт — важнейший элемент в системе «Бнай-Брита»: там готовятся кадры управленцев для подконтрольных ордену стран. В моей книге всё это подробно описано.
Гайдар и К° появились в окружении Ельцина буквально перед распадом СССР, им поручили вести экономический блок в правительстве. От других министров они старались держаться отдельно, имели свой выход на Ельцина, постоянно шушукались с какими-то американцами. Было видно, как с каждым днём эти деятели набирали силу, становились всё наглее, грубо вмешивались в дела других министерств и ведомств.
— Как вы думаете, откуда у Гайдара взялось такое бесчеловечное отношение к людям, к своим согражданам, которые в его «реформах» превратились буквально в подопытных кроликов?
— Бесчеловечность... Во-первых, от родителей, а во-вторых, вследствие той жизни, какой он жил.
Я хорошо знал его отца, журналиста «Правды» Тимура Гайдара. Это был такой сухопутный адмирал, который когда-то начинал служить на флоте, а потом его стали двигать по журналистской линии — видимо, в память об отце, известном детском писателе Аркадии Гайдаре. Работал он исключительно по заграницам — на Кубе, в Югославии и в других местах, регулярно получая при этом всё новые и новые звёздочки офицера запаса.
Однажды в «Правду» пришло известие, что Тимур Гайдар стал контр-адмиралом. Главный редактор Афанасьев тогда внимательно посмотрел на него и ехидно сказал: «Да, Тимур, на контру ты, конечно, похож, а вот на адмирала — нисколько»...
Тимур держался от всех нас особняком, высокомерно и ни с кем не сближался, словно старательно подчёркивая своё номенклатурное происхождение. Так и сына воспитал, законченного эгоиста. Егор — в сытости и в полном достатке — вырос фактически за пределами Родины. А когда такой номенклатурный ребёнок растёт за границей, то никакой любви к своей стране, к её людям от него ждать не приходится.
— Когда вы почувствовали разочарование в Ельцине?
— Когда под видом реформ он начал тайно и явно сдавать Западу Россию по всем направлениям. А в 1993 году, во время эпопеи разгона Верховного Совета, стало ясно, что в стране заканчивается и демократия.
Последнюю точку в общении с Ельциным я поставил в 94-м, когда выступил в Государственной Думе, сказав, что президент взял курс на создание полицейского государства и перечислил все его признаки. Так называемые либеральные СМИ тут же обрушились на меня с критикой, обвинив в тайных симпатиях к «коммунякам»...
Наверное, теперь они думают иначе. Ведь основу для сегодняшнего нашего полицейского государства заложил вовсе не Путин, всё началось гораздо раньше...
— Вы не жалеете сегодня, что когда-то стали поддерживать Бориса Ельцина и многое сделали для того, чтобы он смог прийти к высшей власти?
— Жалею не жалею – что теперь об этом говорить. Назад не вернуться, ошибок не исправить.
С другой стороны, для поддержки Ельцина в перестроечные годы были вполне объективные и понятные причины. Правящая партия КПСС к тому времени уже расслаивалась. Можно сказать, было две партии. Первая — это партия нижнего этажа, где были рабочие, колхозники, трудовая интеллигенция, которые своим трудом создавали богатства страны. И была партия второго этажа, партия номенклатуры и чиновников.
Ко времени перестройки эти партии уже преследовали противоположные цели и жили, по сути, в разных измерениях. И тут появился человек, который вроде бы взялся преодолеть эти противоречия и наладить нормальную жизнь...
Кто ж знал, что всё это были номенклатурные комбинации в борьбе за власть и что ценой этих игрищ станет трагическая судьба всей страны!
Подготовил Вадим Андрюхин, главный редактор
