День памяти жертв политических репрессий не должен быть политическим шоу
Сложное у меня отношение к прошедшему недавно Дню памяти жертв политических репрессий. И вот почему.
Во-первых, мне очень не нравится тот антисоветский шабаш, который обычно устраивает наша либеральная общественность по случаю этого Дня. Вот, например, какой словесный перл выдал либеральный лидер из города Пскова и большой любитель всевозможных иностранных грантов Лев Шлосберг:
«30 октября в Пскове, как и по всей России, поминали жертв политических репрессий. Миллионы людей, полный список имен которых не будет, скорее всего, составлен никогда, потому как многие казни были тайными и не оставили документальных следов, стали жертвами человеконенавистничества большевистских властей СССР. 30 октября в первую очередь — день поминовения. Но он должен быть и днём покаяния государства, совершившего преступления против народа...
Потери народа в годы репрессий не будут и не могут быть восполнены никогда. Оборвались миллионы нитей жизни, и это небытие уже навсегда. Без покаяния государства память о жертвах не может быть полной. Но всё реже и реже представители властей приходят на эти поминальные встречи. Они сторонятся их, как будто им неудобно находиться рядом с родными жертв...
Архивы госбезопасности закрываются не просто так. В них — не только имена палачей и доносчиков, в них — сама технология государственного насилия, доказательства того, что репрессии были не „перегибами на местах“, а преступной государственной политикой, государственным заказом. Эта преступная технология не осуждена до сих пор. Более того, она каждый день проходит ползучую политическую реабилитацию. У нее могут появиться новые государственные заказчики. Большинство из них сегодня находятся на государственных должностях, состоят на государственной службе. Политические репрессии они вполне сознательно относят к такой „службе“ и готовы вернуться к ней в любой час. И Сталин с ними, конечно.Поэтому их подельники по государственной корпорации не приходят на поминание жертв политических репрессий...».
В общем, всё в привычном духе либерального нигилизма: в одну кучу запиханы и «преступный большевистский режим», и его «нынешние последователи» из органов современной власти, которые якобы спят и видят возврата к сталинским временам... Таким образом, налицо ставшая уже привычной демагогия — либералам День памяти жертв нужен вовсе не для самой памяти, не для поминания жертв, а только для очередного антисоветского и антироссийского пиара. И длится эта практика с их стороны далеко уже не первый год.
Во-вторых, мне не очень нравится сам процесс реабилитации жертв репрессий, который проходит в нашем государстве. Он тоже сильно напоминает заказную, чисто политическую кампанию, когда под «жертвенный статус» попадают чуть ли не все подряд, кто привлекался в советские годы к ответственности, включая... и уголовников с нацистскими преступниками?!
Характерная история случилась не так давно в Санкт-Петербурге. Там в 1991 году была реабилитирована некая Нина Грязнова-Лапшина, получившая после войны 20 лет лагерей, из которых отсидела половину срока. Сразу после развала Советского Союза её официальной признали жертвой сталинских репрессий. Однако спустя 10 лет сотрудники питерской прокуратуры затребовали уголовное дело Грязновой-Лапшиной, хранившееся в архиве местного Управления ФСБ. И сразу же выяснилось, что с реабилитацией Грязновой, мягко говоря, поспешили. Вот что написала одна из местных газет:
«Состоялся суд, на котором дали свидетельские показания сразу несколько человек. Это были в основном женщины – бывшие узницы женского трудового лагеря, которым командовала Нина Грязнова-Лапшина. Согласно материалам дела, во время немецкой оккупации она окончила курсы по подготовке командиров трудовых лагерей и в числе лучших выпускниц была отправлена под Нарву, приняв под своё командование 250 русских девушек и женщин. Свидетельницы вспоминали на суде, что она проводила собрания, на которых призывала принять присягу фашистам, а за малейшую провинность лишала сна и еды, заставляла женщин рыть окопы в любой мороз без одежды и обуви. После того, как лагерь расформировали, Грязнова-Лапшина вступила в ряды власовской РОА… Неизвестно, какими причинами руководствовалась Нина Грязнова-Лапшина, когда она вступала в РОА. Но женщина даже получила звание лейтенанта немецкой армии и в качестве пропагандиста вела радиопередачи, в которых призывала советских людей перейти на сторону Гитлера. „Я встала на преступный путь изменницы Родины под влиянием немецкой пропаганды, сообщавшей, что Красная Армия разгромлена“, — рассказывала она на допросе следователю, когда её арестовали в ноябре 1945 года…».
Стало понятно, что государство совершило ошибку, реабилитировав бывшую надзирательницу. Вот почему в 2002 году статус жертвы сталинских репрессий с Грязновой-Лапшиной был с позором снят…
Но означает ли это, что проблемы реабилитации коллаборационизма в нашей стране нет? Увы, смею утверждать, что проблема на самом деле существует. И заключается она вовсе не в тех прямых юридических ошибках и промахах, допущенных государством на примере дела Грязновой, а в целой системе «подводных камней», заложенных в нашем реабилитационном законодательстве. В этом законодательстве имеются весьма спорные положения, которые, в общем-то, позволяют оправдывать некоторых военных преступников. Конечно, не так твёрдо и однозначно, как в случае с бывшей надзирательницей Грязновой, но всё же…
В этом плане я хочу поведать историю одного изменника, чья фамилия сегодня значится в официальных списках невинных жертв сталинских политических репрессий!
Человек с двумя лицами
Этой историей я заинтересовался после прочтения мемуаров известного советского кинематографиста Валерия Фрида, написавшего сценарии к целому ряду замечательных фильмов таких как «Служили два товарища», «Не бойся, я с тобой", «Шерлок Холмс и доктор Ватсон» и т.д.
Оказывается, в 1944 году Фрид, тогда ещё студент ВГИКа, был арестован как враг народа и получил приличный лагерный срок. О годах, проведённых за колючей проволокой, он написал книгу-воспоминание под названием «58 с половиной или записки лагерного придурка». Помимо своей собственной одиссеи, в этой книге Фрид описал множество встреч с весьма занимательными людьми, с коими он трудился на шахтах северного Минлага. Среди них значился и некто Мстислав Алексеевич Батанин, бывший студент из Горького, осужденный по части 1-ой 58-ой статьи (измена Родины, совершённая советским военнослужащим). Судя по всему, в лагере Фрид сдружился с Батаниным, и тот поведал будущему сценаристу историю своих злоключений, приведших его в сталинские лагеря. Вот как об этом со слов своего товарища рассказал в своей книге сам Фрид:
«В войну Батанин служил во фронтовой разведке. В апреле 1944 года его забросили в тыл к немцам: несколько танков прорвали линию фронта и вернулись к своим, высадив разведчиков. Батанину не повезло обе явки, которые ему дали не сработали. А через какое-то время немцы его задержали и отправили в лагерь для военнопленных. Вот там ему подфартило. Вместе с другими пленными он ковырял лопатой землю, ремонтируя дорогу, и вдруг услышал:
— Славка? А ты как сюда попал?
Это спросил – везло же Славке на встречи с товарищами по спорту – московский немец, легкоатлет. Теперь он был в форме немецкого обер-лейтенанта – чем это объяснялось, я уже точно не помню. Немец обещал вытащить приятеля из лагеря и слово сдержал – пристроил его водителем к большому начальнику из организации Тодта (военно-инженерные части вермахта – А.В.). Начальник хорошо знал русский язык, любил Россию и очень привязался к своему шофёру.
— Слава, — говорил он ему. – Германия уже проиграла войну. Но у меня приготовлен самолёт, мы с тобой улетим в Швейцарию…
Но в Швейцарию Славка с шефом не полетел. Капитуляцию Германии он встретил в другой европейской стране, в Дании. Там у него случился роман с очень хорошей, по его словам, девушкой, дочерью богатого рыбака. Рыбак тоже полюбил Славку… Рыбак уговаривал симпатичного русского жениться, соблазняя всякими благами, но не соблазнил. Славка твёрдо решил вернуться на родину, к семье. Он рассуждал так: ну, дадут срок по статье 193-ей, там есть пункт – пассивное выполнение воинского долга. Отсижу год-два и выйду на волю. Но ему дали не год, а десять лет по статье 58. 1б – измена Родине».
Далее Фрид указал, что после смерти Сталина Батанин как и многие политзаключённые был освобождён, а потом и вовсе реабилитирован как невинная жертва репрессий…
Сомнения в этом рассказе у меня возникли сразу.
Во-первых, даже из самих слов Батанина, явно направленных на самооправдание своих поступков, выходило, что во время войны он всё же изменил Родине. Не потому что попал в плен, а потому что пошёл на службу к немцам. Пускай даже в качестве обычного русского шофёра, так называемого «хиви» (сокращённый вариант немецкого выражения «хильфсвиллиге», т.е. «добровольный помощник германских войск»). Ведь согласитесь, что тем самым он не просто согласился сотрудничать с врагом, выйдя из лагеря военнопленных, но ещё и одел чужую форму и дал клятву на верность нацистской Германии (в противном случае немцы ему никогда не доверили бы баранку автомобиля высокого начальника). А это, как ни крути, есть прямое нарушение советской воинской присяги!
Во-вторых, поражает сам лагерный срок. Обычно рядовым «хиви» и рядовым власовцам давали не более 5-6 лет лишения свободы, да и то не в лагерях ГУЛАГа, а в спецпоселениях, образованных при различных стройках народного хозяйства, где эти люди пользовались фактической свободой и нередко могли свободно передвигаться безо всякого конвоя. А тут – человеку «припаяли» очень приличный 10-летний лагерный срок, который чаще всего грозил весьма активным изменникам Родины, далеко не рядового уровня…
В общем, личность Батанина меня весьма заинтриговала. Своё журналистское расследование я начал с просмотра «Книги памяти жертв политических репрессий Нижегородской области». Если Валерий Фрид утверждает, что после смерти Сталина Батанин был реабилитирован, то значит, его имя должно находиться в этой книге. Так оно и оказалось, но с одной существенной оговоркой – оказывается, Батанин как жертва сталинских репрессий был оправдан вовсе не за измену Родины, а за то, что незаконно привлекался к уголовной ответственности в самом начале войны, ещё до призыва в ряды Советской Армии. Процитирую «Книгу памяти»:
«Батанин Мстислав Алексеевич. Родился в 1917 году, русский, студент 5-го курса сельхозинститута. Проживал: город Горький. Арестован 26 июня 1941 года. Приговорён: обвинение 58-10, ч.1. Приговор: 5 месяцев. Дело прекращено 13.11.41г. Освобождён 18.11.41 г.».
Говоря проще, Батанина привлекли к уголовной ответственности за антисоветскую агитацию и пропаганду, а потом, по всей видимости, его оправдали. Это предположение подтвердила справка из Нижегородского государственного архива. В справке говорится, что студента Батанина в первые дни войны арестовали за то, что в различных разговорах он якобы восхвалял мощь и силу фашистской Германии, говорил о том, что СССР по сравнению с Германией является отсталой страной, и догнать фашистов нам будет очень трудно. Следствие также учитывало тот факт, что студент не один год находился в переписке с рядом филателистических обществ Германии, с которыми обменивался марками и открытками.
Следствие по делу Батанина шло несколько месяцев, он категорически отрицал все предъявленные ему обвинения и заявил, что ещё до ареста подал заявление о добровольном уходе в Красную Армию. В конец концов, доказательств вины Батанина собрано не было, и в ноябре 1941 года он был полностью оправдан и выпущен на свободу, после чего его сразу же призвали на военную службу.
Но как же тогда быть с его послевоенными лагерным сроком? Ни в «Книге памяти», ни в госархиве никаких упоминаний об этом не было. Неужели Валерий Фрид писал о ком-то другом Батанине, однофамильце этого человека? Однако никакой другой Мстислав Батанин, бывший студент, в годы войны на фронт призван не был – для этого достаточно просмотреть списки горьковчан, ушедших на войну. Между тем, меня не покидало ощущение, что эта фамилия мне где-то уже попадалась. Причём она была как-то связана с деятельностью немецкой разведки…
В конце концов, покопавшись в своих старых записях, которые я вёл во время подготовки книги «По следу Вервольфа», мне удалось обнаружить искомое. Фамилия Батанин упоминалась в одном из оперативно-следственных дел, посвящённых государственным (военным преступникам), разыскивавшихся органами КГБ в послевоенное время на территории Горьковской области. Речь шла о так называемом «русском отряде», организованном немцами при разведывательном подразделении Абвергруппа-209. Это были диверсанты, терроризировавшие тылы наших войск сначала на Орловско-Курской дуге, а потом в Белоруссии. Немцы также привлекали «отрядников» для проведения разного рода антипартизанских акций. Неудивительно, что этот «русский отряд», собранный из разного рода изменников, находился в жёстком прицеле подразделений СМЕРШ, и чекисты вели за ним самую настоящую охоту.
В августе 1945 года в руки сотрудников госбезопасности попали сразу несколько «отрядников» — командир, обер-лейтенант власовской армии Павел Чвала и несколько его подчинённых. Среди них был и Мстислав Батанин (уроженец Горького), имевший звание унтер-офицера РОА. В архивной справке УФСБ по Нижегородской области говорится, что в октябре 1945 года по приговору военного трибунала Северной группы советских войск Германии Чвала был расстрелян, а Батанин приговорён к 10 годам лишения свободы.
Неужели этот власовец и есть тот человек, о котором написал Валерий Фрид и который рассказывал своим товарищам по лагерю о своём неправедном осуждении? Я сделал официальный запрос в наше областное УФСБ с просьбой разъяснить послевоенную судьбу Батанина (если, конечно, она связана с изменой Родине) И когда ответ из УФСБ был получен, то сразу стало понятно, что в деле о деятельности Абвергруппы-209 речь шла речь шла о том самом Мстиславе Батанине, герое рассказа Валерия Фрида. Но его настоящая биография сильно расходилась с той, какую он в лагере рассказывал будущему сценаристу…
В архивной справке ФСБ говорилось, что студент Батанин был призван в Красную Армию в конце 1941 года. Закончил Ленинградское артиллерийское училище. На фронте — с лета 1943 год. А в январе 1944 года попал в плен — недалеко от украинского города Винница.
Вот так – ни в какой разведке Батанин не служил, никто его не забрасывал в тыл врага. Он был обычным офицером связи, который по собственной неосмотрительности и неосторожности угодил в руки немецких танкистов. Впрочем, не будем судить Батанина за этот поступок – война есть война, и лейтенант действительно мог просто растеряться, наткнувшись на немцев там, где их, по идее, не должно было быть.
Потом был Ченстоховский лагерь для военнопленных в Польше, где Батанина завербовали на службу в немецкую армию. И снова видны расхождения между этими показаниями и тем рассказом, который от Батанина услышал Фрид. Не в инженерную организацию Тодта попал бывший горьковский студент, а в структуру немецкой военной разведки – Абвергруппу-209, в её «русский отряд», расположившийся в посёлке Дуриничи Бобруйской области. Здесь Батанина обмундировали, как и других «отрядников», во власовскую форму. Он нёс караульную службу, а также несколько раз привлекался на боевое патрулирование, направленное против партизан.
А скоро Батанину нашли постоянную работу в отряде он стал шофёром. Но отнюдь не для того, чтобы возить высокое начальство, как в том он уверял Фрида. Нет, Батанин на своей машине выполнял вполне определённые задания немецкой разведки...
В ходе начавшегося летом 44-го года отступления немецкой армии из Белоруссии Абвергруппа шла в арьергарде отступающих, минируя важные с военной точки зрения объекты — здания и мосты. Судя по всему, Батанин принял в этой тактике «выжженной земли» самое непосредственное и активное участие В должности шофёра развозил диверсантов, оставляемых в тылу Красной Армии. Кроме того, несколько раз выезжал на автомашине в район города Волковыска на немецкий склад взрывчатых веществ и привозил оттуда тол. Всего им было привезено около тонны тола, который закладывался на уничтожаемые объекты.
Диверсионная деятельность Батанина закончилась в польском Белостоке. Там «русский отряд» был расформирован, а Батанин получил новое назначение.
В августе 1944 года, как бывшего офицера Красной Армии, его направили в Летценский офицерский лагерь, где готовились офицерские кадры РОА. В офицерском лагере Летцен он находился до конца ноября-начала декабря 1944 года, в этот период проходил переподготовку по военному делу. А потом Батаина разыскал бывший командир «русского отряда» Павел Чвала, служивший к тому времени в Дании. Туда же Чвала добился и перевода Батанина. И до самой капитуляции Германии оба служили в 3-ем украинском батальоне 599-ой гренадерской бригады РОА, сформированной немцами из числа советских военнопленных. Чвала служил там же командиром роты, а бывший горьковский студент в звании унтер-офицера — командиром миномётного расчёта.
Власовские гренадеры капитулировали перед вступившими на территорию Дании англичанами. А те в свою очередь, согласно Ялтинским международным договорённостям, в августе 1945 года передали изменников в руки советских войск…
Да, очень не похожа эта эпопея от того приглаженного рассказа, который потом, после осуждения «травил» Батанин своим товарищам по заключению, явно пытаясь вызвать к себе сочувствие и сострадание за «несправедливо вынесенный приговор». Однако преступная деятельность этого человека, во время войны изменившему советской воинской присяге и участвовавшего в минировании и уничтожении наших сёл и городов, видна даже невооружённым глазом. Поэтому приговор – 10 лет лишения свободы выглядит вполне справедливым и обоснованным. Отягчающим вину Батанина послужило и то обстоятельство, что в Красной Армии он был отнюдь не рядовым бойцом, а офицером. А с изменника-командира всегда спрос жёстче.
В принципе, справедливость приговора была подтверждена уже в 90-ые годы — в реабилитации Батанину было отказано...
Между тем, как уже говорилось, его фамилия сегодня красуется в областной «Книге памяти» в качестве невинной сталинской жертвы. Да, его туда занесли не за воинское преступление, а за незаконное привлечение к уголовной ответственности в начале войны. Впрочем, на фоне последующих «военных подвигов» обвинение Батанина в распространении вражеской пропаганды и вражеских слухов в июне 41-го года, на мой взгляд, смотрится не так уж и не обоснованным…
По всей видимости он очень легко согласился на сотрудничество с врагом. Напомню, что в плен он попал в 1944 году, война шла к концу, крах гитлеровской Германии был очевиден. Ну, угораздило тебя в это время случайно угодить в плен, но зачем же сразу вербоваться к немцам?! Скорее всего, объясняется это тем, что к времени пленения Батанин уже морально был готов работать на гитлеровцев.
Любопытно и то, что Батанин попал в «русский отряд», когда тот дислоцировался в белорусских Дуриничах, лесные окрестности которого, по заверениям самого власовца, буквально кишели партизанами – поэтому «отрядников» частенько привлекали на борьбу с ними. Между тем Батанин не сделал даже попытки уйти к партизанам в лес.
Не решился он на это и в ходе отступления фашистов. Хотя, по словам очевидцев, уход немцев из Белоруссии носил почти панический характер – враг никак не мог остановить стремительное наступление советских войск (фронт стабилизировался лишь под Варшавой), всевозможные германские военные и тыловые учреждения драпали, бросая всё и вся, в окружение попадали целые вражеские дивизии… Так что уйти от немцев в этой обстановке не составляло большого труда.
К примеру, именно в это время от фашистов скрылся разочаровавшийся в немцах бывший начальник одного из карательных отрядов, орудовавших в Смоленской области, а потом – следователь гестапо города Борисова Григорий Юнкерайт (его кроваво-изменническую эпопею я подробно описал в книге «По следу Вервольфа»). Юнкерайта органы КГБ задержали только в 1956 году. И в своих показаниях бывший каратель подчёркивал, что во время белорусского отступления немцы старались спасти, прежде всего, свою шкуру, а о своих русских пособниках думали в последнюю очередь. Так что уйти было можно, было бы, как говорится, желание.
По всей видимости, у сотрудника Абвера Мстислава Батанина такого желания как раз и не было. Как не было у него и намерения добровольно возвращаться после Победы в Советский Союз. Из Дании Батанин не сам перешёл на советскую сторону, а был передан англичанами в составе большой группы изменников.
И ещё один небезинтересный факт. Оказывается, ещё до начала немецкого отступления из Белоруссии Батанин вместе с Чвала вступил в антисоветскую организацию «Союз борьбы против большевизма». Инициатором её создания был некий Михаил Октан, русский эмигрант, который ещё до начала войны тесно сотрудничал с немецкой разведкой. Во время оккупации города Орла Октан редактировал пронацистскую газету «Речь», где не только всячески поносил Советскую власть, но и всячески прославлял «дорого вождя Адольфа Гитлера, освободителя России от ига жидо-большевизма». После бегства из Орла Октан на какое-то время осел в Бобруйске, где и приступил к созданию своего антибольшевистского Союза.
Чего добивался этот Союз, можно судить по его временной программе, составленной лично Октаном:
«Приступая к осуществлению своей программы, мы даём клятву верности освободителю русского народа и объединителю новой Европы Адольфу Гитлеру:
1. Первым и священным долгом является непримиримая борьба против иудо-большевизма во всех его проявлениях, со всеми прямо или косвенно мешающим восстановлению нашей родины.
2. Священным долгом является полная поддержка Германии и органов германской армии в их священной борьбе против иудо-большевизма и его союзников.
3. Самым почётным долгом является вооружённая борьба против большевизма и его союзников – капиталистов и плутократов до окончательной победы над ними. Долгом является непримиримая борьба с любым проявлением еврейского влияния…».
Какой из всего этого напрашивается вывод? А то, что, скорее всего, уголовное дело в июне 1941 года против Батанина возникло отнюдь не случайно. По всей видимости, он на самом деле, в силу своих антисоветских убеждений, вёл тогда и пораженческие разговоры, и восхвалял он мощь нацисткой Германии, и даже, не исключено, вообще желал поражения собственной стране. Только следствию не удалось собрать весомых доказательств его вины, и дело против Батанина было закрыто. А его истинную изменническую натуру помог полностью раскрыть немецкий плен, попав в который бывший студент, особо не задумываясь, пошёл на сотрудничество с врагом…
Конечно, сейчас уже невозможно установить все обстоятельства уголовного дела, возбужденного против Батанина в июне 41-го. Может тогда на самом деле произошла ошибка, и он не вёл никакой вражеской агитации. Но согласитесь, разве можно заносить в «Книгу памяти» человека, установленного как изменника Родины? Тем более, его внесли туда не как незаконно репрессированного, а как человека, которого просто подозревали в профашистской пропаганде, а потом полностью оправдали.
А ведь это издание называется «Книга памяти жертв политических репрессий». То есть предполагается, что речь идёт именно о невинных людях, пострадавших при Сталине. Поэтому мне кажется, что появление в этой книге фамилий людей типа Батанина просто дискредитирует подлинных жертв репрессий 20-40-ых годов, действительно достойных самой светлой памяти.
Возникает закономерный вопрос — как же такое могло получиться?
Недобитые недобитки
Как мне кажется, истоки такого рода несуразности следует искать в той политике, которое наше государство проводило в отношении изменников Родины на протяжении десятилетий.
А эту политику вряд ли можно назвать строго-карательной! Истоки сложившейся ситуации, на мой взгляд, неплохо обрисовал публицист Вл. Лещенко в своей статье «Правосудие и справедливость», опубликованной в 2004 году:
«После окончания Великой Отечественной войны в руках властей СССР оказалось большое количество советских граждан, активно сотрудничавших с оккупантами… Казалось бы в Советском Союзе, где к огромным срокам приговаривали за куда меньшие преступления, на этих людей должна была обрушиться вся тяжесть закона.
Увы, сталинская Фемида отнеслась к изменникам с удивительным пониманием…
Смертную казнь, как правило, применяли только к офицерам и ещё к тем солдатам русских частей вермахта, о которых было достоверно известно, что они совершили преступления против мирных жителей... Заметное количество тех советских граждан, что служили в вермахте и были в строю до самого конца Третьего Рейха – например, солдаты казачьего корпуса СС генерала фон Паннвица – вообще было освобождено от уголовной ответственности (!). получив лишь по шесть лет спецпоселений, что являлось на тот момент административной мерой. Именно такое сравнительно мягкое наказание предусматривалось постановлением ГКО от 18 августа 1945 года…
Некоторая часть бывших немецких пособников вообще не подверглась никакому наказанию. В иных случаях достаточно было заявления обвиняемого, что он поступил на службу к оккупантам с целью борьбы с ними, и уголовное преследование прекращалось. Что до массы гражданских служащих нацистской администрации, то большая часть их была помилована, если можно так выразиться, автоматически.
Для осуждённых за службу нацистам не создавалось никаких специальных лагерей с особо суровым режимом. Они содержались в местах лишения свободы на общих основаниях, зачастую занимая выгодные должности бригадиров, нарядчиков, дневальных – никаких запретов тут не существовало…
Ко второй половине 50-ых годов большая часть уцелевших изменников и военных преступников вышла на свободу. Абсолютное большинство из них было освобождено по знаменитой амнистии 1955 года».
В общем, вопреки расхожему мнению, никакой широкомасштабной репрессивной кампании по преследованию бывших изменников Родины в нашей стране, даже при «страшном Сталине», не проводилось. А причина такого положения дел скорее всего крылась в одном неприятном для властей факте – наш народ во время войны оказался не так един, как о том твердила советская пропаганда, нашлось немало тех, кто сознательно пошёл в услужению к врагу. Причём, изменниками — по самым разным причинам — оказались не только какие-то там уголовники или злостные антисоветские отщепенцы, а вполне нормальные и даже благополучные советские люди. Наше государство, по всей видимости, не хотело лишний раз будоражить тему массовой измены и постаралось её — в русле «добрых» советских традиций — просто замять.
Отсюда и неожиданно мягкие сроки наказания для военных преступников, отсюда и всеобщая амнистия 1955 года, которая не коснулась лишь тех изменников, кто по-настоящему зверствовал в годы войны. Отсюда и практически полное табу на изучение проблемы коллаборационизма в отечественной исторической науке: историкам приказали верить в то, что предателей было настолько мало, что их поведение во время войны не требует специального исследования...
А потом случился распад Советского Союза. В некоторых бывших советских республиках – в Прибалтике, на Украине – из разных щелей, словно крысы, повылазили многочисленные ветераны легионов СС, «отрядов самообороны», бывшие полицаи и прочая изменническая шушера, разом заголосившие о себе как о «жертвах советского тоталитаризма». В своих странах они добились для себя не только статуса «жертв», но всевозможных льгот и привилегий, каковые ветеранам борьбы с фашизмом просто не снились! Их оказалось так много, что они до сих пор, спустя 70 лет после Победы, устраивают ежегодные эсэсовские парады, наглядно демонстрируя преступную мягкость советского режима, который когда-то своим гуманизмом не добил эту заразу и позволил расцвести ей в наше время пышным цветом.
Что же касается России, то тут на выручку изменникам фактически пришёл «Закон о реабилитации жертв политических репрессий», принятый Верховным Советом РСФСР осенью 1991 года. Да, с одной стороны этот закон вроде бы формально запрещает реабилитировать военных преступников (статья 4-я Закона). А с другой…
Инициаторы принятия Закона предлагают автоматически реабилитировать всех, кто когда-либо попадал под «каток» 58-ой и 59-ой статья сталинского Уголовного Кодекса, которые именовались «Государственными преступлениями». Особенно по тем пунктам этих статей, которые на первый взгляд носили чисто политический характер — несогласие с идеями и делами Советской власти, так называемая контрреволюционная или религиозная агитация и т.д. Казалось бы всё правильно – с точки зрения демократического государства человека нельзя репрессировать за его идейные, пусть даже и оппозиционные убеждения. Поэтому в наше время он обязательно должен быть реабилитирован и оправдан. Однако закон не учитывает одного существенного нюанса – когда и при каких условиях человека репрессировали по идейным мотивам. Одно дело, когда это происходит в мирное время, когда можно спокойно вести любые политические дискуссии, а другое – в военное, когда любая оппозиционность может означать идейное пособничество врагу.
Пример. В годы войны на территории Горьковской области по 58-ой статье к уголовной ответственности было привлечено множество сектантов из так называемой «Истинно-православной церкви», отколовшейся в своё время от РПЦ на почве неприятия Советской власти.
Как пишет в своей книге «Потому что была война» нижегородский историк Владимир Сомов, эти люди вели самую настоящую антигосударственную пропаганду, носящей явно подрывной характер. К примеру, распространялись следующие высказывания: «Гитлер идёт с богом и несёт нам счастье, а потому сражаться с ним не надо, а желать скорее прихода», «Как только будет уничтожена Советская власть, жить будет легче, церкви восстановят». В селе Воскресенском была арестована бывшая церковная староста Хлевникова, которая по ночам устраивала молебствования за «христолюбивое германское воинство». Сектанты не просто молились за Гитлера, но ещё и призывали людей не платить налогов, не отправлять детей в школы и уклонятся от призыва в Красную Армию.
Понятно, что ни одно уважающее себя государство не потерпело бы у себя такого рода вражеской пропаганды. Да и сегодня им вряд ли найдётся хоть какое оправдание. Однако с точки зрения Закона «О реабилитации» сектантов, безусловно, можно рассматривать как «жертв сталинских репрессий» — ведь их посадили за «религиозные убеждения», и не более того. И сегодня фамилии этих реабилитированных идеологических гитлеровских диверсантов можно увидеть в нижегородской «Книги памяти».
А ещё эта книга – согласно 3-ей статьи Закона — буквально забита фамилиями тех, кого вообще с большим трудом можно отнести к репрессированным. Ведь очевидно, что жертвой репрессий можно считать лишь тех людей, кто реально был незаконно осуждён и наказан – отправлен в лагеря или на поселение, а то и вовсе подвергнулся «высшей мере социальной защиты» — расстрелу. Между тем, автор этих строк в «Книге памяти» насчитал десятки фамилий тех, кто вроде бы привлекался по политическим мотивам, даже какое-то время проводил в заключении (от месяца до четырёх-шести), но затем выпускался на свободу, будучи полностью оправданным, без всякого поражения в правах.
Конечно, даже один день заключения вовсе не сахар, а уже тем более месяц или больше. Но разве подобная практика следствия не применяется в наше, вполне демократическое время?! Мне кажется, если человек уже был оправдан при Сталине, то повторного оправдания ему не требуется. И его точно не стоит причислять к числу жертв сталинских репрессий. Однако третья статья Закона признаёт «жертвами» любого, кого хоть как-то касалась 58-ая статья УК…
Между тем, именно на этих сомнительных основаниях в книге появилась фамилия военного преступника Мстислава Батанина, неудачно привлечённого к уголовной ответственности в июне 1941 года. Как уже говорилось, на фоне его последующей изменнической деятельности можно с большой долей вероятности подозревать, что привлекали его не зря, просто не удалось собрать весовых доказательств. А сколько ещё таких «Батаниных» нашли себе место в «Книге памяти»?
К примеру, сегодня я усиленно пытаюсь разобраться в личности одного человека, официально считающегося пропавшим без вести весной 1942 года. Это полковник РККА Старунин Александр Иванович. В «Книге памяти» о нём сказано следующее:
«Родился в 1899 году, Горьковская область, Арзамасский р-н, ст. Елховка, полковник, нач.штаба 311-й стр. дивизии Ленинградского фронта. Арестован в 1941г.
Приговорён: обв.: 193-17 п. «а», 58-10 ч.2.
Приговор: 2,5 мес.».
Здесь стоит заметить, что Старунин был не просто высокопоставленным военным, а профессиональным разведчиком. В недавно изданном историческом справочнике «Империя ГРУ» говорится, что Старунин с 1933 по 1939 годы являлся важным сотрудником Главного Разведывательного Управления Генерального штаба Красной Армии. При его непосредственном участии было подготовлено немало ценных разведывательных кадров, в том числе и нелегалы из так называемой «Красной капеллы», действовавшие на территории Западной Европы.
В начале войны Старунин был назначен начальником штаба 311-ой стрелковой дивизии. Но в августе 1941 года дивизия была разгромлена немцами. Судя по всему, из всего командования дивизии Старунин единственный, кто остался в живых. Он попал под следствие и был осуждён за измену Родине по 58-ой статье. Правда, приговор ему был вынесен неожиданно мягкий – 2,5 месяца домашнего ареста. По всей видимости, кому-то из высшего командования просто хотелось найти козла отпущения за разгром дивизии, вот его и сделали из оставшегося в живых Старунина, осудив его, что называется, для «галочки». (Как раз эта «судимость» и стала основанием для занесения фамилии полковника в нижегородскую «Книгу памяти»).
Уже через несколько месяцев после осуждения полковник пошёл на повышение – был назначен командиром 191-ой стрелковой дивизии 2-ой ударной армии Волховского фронта. Дивизию постигла трагическая судьба всей 2-ой ударной – она попала в окружение и долго дралась в плотном немецком кольце. 7-го марта 1942 года Старунин попал в плен. По свидетельству самих немцев, полковник отстреливался от них до последнего патрона, прежде чем его удалось скрутить...
А вот дальше начинаются сплошные загадки. Из плена Старунин так и не вернулся. Не вернулся, возможно, потому, что … пошёл на сотрудничество с врагом. Во всяком случае, в книге военных историков Дмитрия Жукова и Ивана Ковтуна «Особый штаб «Россия», посвящённой деятельности особого немецкого подразделения «Зондерштаб «Р» утверждается, что Старунин стал преподавателем в разведшколе, действовавшей при этой абверовской «конторе». Там он якобы работал под оперативными псевдонимами «Зуев» и «Зубков», делясь с немецкими агентами своим богатым разведывательным опытом...
Сложно сказать, насколько эти сведения достоверны. Может авторы «Особого штаба» ошибочно спутали Старунина с каким-то другим предателем. Однако пока ничего не слышно хотя бы об одной попытке опровергнуть эту «ошибку». Странно промолчало и российское ГРУ, которое обычно очень щепетильно относится к памяти своих ветеранов. Тем более, такого высокого уровня! И такое молчание поневоле наводит на весьма определённые мысли, отнюдь не красящие личность бывшего советского полковника-разведчика.
Пока ясно лишь одно – в этой истории надо ещё разбираться и разбираться. И с занесением в «Книгу памяти» фамилии Старунина её авторы явно поспешили…
Кстати, судимость по 58-ой статье вполне могла сыграть на руку Старунину при его возможном переходе к врагу. Дело в том, что очень многие изменники военной поры, судя по известным мне уголовным делам, до своего согласия служить врагу в разное время привлекались по 58-ой статье. Кого-то, как Старунина реально осуждали, а кого, вроде Батанина, только подозревали. Как пояснил автору этих строк известный историк, специалист коллаборационизму, профессор Борис Ковалёв, в глазах немецких оккупантов такого рода преследования со стороны Советской власти выглядели большим преимуществом – обычно таким «репрессированным» немцы доверяли безоговорочно, выдвигая их на важные посты и должности в своей оккупационной системе.
В этом плане характерной выглядит карьера уже упомянутого карателя Григория Юнкерайта.
В ходе расследования его военных преступлений выяснилось, что в 1938 году он, оказывается, уже привлекался к уголовной ответственности по 58-ой статье за проведение антисоветской агитации, выразившейся в восхвалении нацистской Германии и желании поражения Советского Союза в предстоящей войне. Этому его научила мать, немка с Поволжья, которая после прихода Гитлера к власти вдруг почувствовала себя представителем высшей арийской расы, живущей среди «неполноценных славян». Тогда, в 38-ом, следователи НКВД не нашли убедительных доказательств вины Юнкерайта, и он был оправдан. Его «благодарностью» Советской власти стала сдача в немецкий плен, где он сразу заявил о том, что «невинно» пострадал от рук «палачей-чекистов». Это и предопределило его стремительный взлёт у оккупантов: «хиви» — командир специальной роты карателей – следователь гестапо в городе Борисове.
Юнкерайт был родом с Украины, там же его обвиняли в восхвалении Гитлера. Я не знаю, какое там сегодня существует реабилитационное законодательство по поводу сталинских репрессий. Но вот с точки зрения законодательства российского его вполне можно реабилитировать за преследования 38-го года и смело вносить в скорбные списки «Книги памяти»!
Книга чьей памяти?
А вообще наша нижегородская «Книга памяти» — очень интересное издание! Начало её созданию в начале 90-ых годов положил бывший губернатор Борис Немцов, который в соответствии с «Законом о реабилитации...» издал распоряжении о создании специальной комиссии по восстановлению прав и реабилитации жертв политических репрессий. Комиссия приступила к созданию базы данных на репрессированных и к подготовке издания «Книги памяти». Работа шла больше десяти лет и была завершена в 2006 году.
Результаты оказались поистине «грандиозными»! Здесь можно найти не только фамилии военных преступников, но и преступников... уголовных. Ведь кроме наказаний за чисто политические прегрешения 58-ая и 59-ая статьи сталинского УК предполагали ещё и преследования за преступления, которые и по сей день считаются уголовно-тяжкими: шпионаж в пользу иностранного государства, злоупотребление служебным положением, хищения в особо крупных размерах, изготовление фальшивых денежных знаков и т.д. Создатели «Книги памяти», в полном соответствии с «Законом о реабилитации», предполагающего оправдывать любого, кто привлекался по статье «Государственные преступления», старательно занесли всех этих сомнительных личностей в разряд сталинских жертв.
Чтобы не быть голословным, приведу несколько характерных примеров.
Вот некий гражданин Лебеко А.Н. В канун войны он работал начальником инструментального цеха одного из горьковских заводов. Получил два года лагерей за халатное и недобросовестное отношение к возложенным на него служебным обязанностям. Как мне удалось выяснить, этот начальник цеха летом 1941 года так и не понял, что началась война, и продолжал работать так, словно за окном продолжалась мирная жизнь. После нескольких предупреждений его привлекли к уголовной ответственности, что и неудивительно в условиях военного времени.
А вот перед нами целых три «жертвы репрессий», перечисленные во втором томе «Книги памяти» — один бухгалтер, другой счетовод, третий парикмахер. Знаете, за что их судили в 1933 году? По статье 59-12 — нарушение правил проведения валютных операций: грубо говоря, все они спекулировали иностранной валютой. Правда, во времена Сталина наказание за такие проделки было куда как мягче, чем сегодня. И «жертвы» отделались лишь денежными штрафами. А ещё «Книга памяти», судя по перечисленным статьям УК, предлагает нам почтить имена контрабандистов, фальшивомонетчиков, расхитителей социалистической собственности и даже нарушителей государственной границы.
Так, в 1937 году за попытку перейти польскую границу был арестован и расстрелян арматурщик с завода «Красное Сормово». Возможно, приговор с позиции нашего времени кажется неоправданно-суровым. Но согласитесь, преступление при этом так и остаётся преступлением, вряд ли подлежащее полной реабилитации...
Мне могут возразить — в каждом случае надо разбираться отдельно. Ведь «сталинские опричники» могли навесить на неугодного им человека что угодно, в том числе и банальную уголовщину. Возможно, и здесь действительно надо было бы разбираться с каждым персонажем отдельно. Но вся загвоздка как раз заключается в том, что создатели «Книги», судя по всему, не удосужились этой проверкой, с привлечением правоохранительных органов и материалов конкретных уголовных дел.
Несколько лет назад я официально, от имени своей редакции, обращался в прокуратуру Нижегородской области с просьбой дать мне статистику по делам репрессированных – сколько людей было оправдано, а скольким в реабилитации было отказано. К сожалению, как написал мне первый заместитель прокурора области Р.А. Шахнавазов, такой общей статистики, в силу разных причин, прокуратура не ведёт. Впрочем, кое-что всё же имеется. Так, в предисловии к одному из томов «Книги памяти» старший помощник прокурора области А.И.Юдин указывает:
«Только за последние пять лет (2000—2004 г.г.) прокуратурой Нижегородской области проверено 1983 уголовных дела в отношении 2552 лиц. Из них по1111 делам в отношении 1443 лиц составлены заключения о реабилитации».
То есть, далеко не все осужденные при Сталине нижегородцы, после реабилитационного рассмотрения их дел были оправданы. Ту же тенденцию можно наблюдать и на федеральном уровне. Вот какие цифры не так давно привёл Главный военный прокурор РФ Сергей Фридинский в интервью «Российской газете»:
«С октября 1991-го по январь 2011 года наши сотрудники проверили в архивах более 271 тысячи уголовных дел на 302212 человек. Более 124 тысячи были признаны жертвами политических репрессий» .
Как видим, здесь положение дел ещё более впечатляюще – в реабилитации отказано половине репрессированных. Однако составители «Книги памяти» на эти важные нюансы обращать внимания, похоже, не хотелось. Они просто «на автомате» опубликовали все фамилии по 58-ой (59-ой) статье без разбора!
Но и это ещё не всё. В разных томах книги нередко повторяются фамилии одних и тех же людей. Такие пересечения можно заметить в 1-ом, 2-ом, 3-ем и 6-ом томах. В моём распоряжении имеются эти «пересечённые» списки, с конкретными фамилиями и личными данными. Что обращает на себя внимание, одним и тем же людям, но в разных томах, нередко приписываются разные преступления. Так, в одном томе указано, что человека осудили по статье 58-7, а в другом — 58-10. Вот и пойми после этого, за что же его толком репрессировали.
Согласитесь, что всё это отдаёт настоящей халтурой со стороны составителей «Книги памяти»… А может это вовсе и не халтура, а кое-что похуже?
Ведь подобные накладки могут возвести число репрессированных на порядок больше, чем их было на самом деле. По моим личным грубым подсчётам все «промахи» составителей «Книги», включая сюда и военных (государственных) преступников, и явных уголовников, и повторение одних и тех же фамилий, искусственно увеличивают число невинных жертв репрессий не менее чем на 30-40%.
Может именно эту цель и преследовали те, кто стоял за принятием «Закона о реабилитации» и составлением «Книги памяти»?
Банальная антисоветчина
Чтобы в этом разобраться, следует взглянуть на картину в целом. В 1991 году на фоне начавшегося развала Советского Союза Верховный Совет РСФСР спешно принимает закон «О реабилитации жертв политических репрессий», предполагающий считать сталинскими жертвами всех людей, которые привлекались за государственные преступления. Смею предположить, что этот юридический казус вовсе не ошибка составителей закона, не какой-либо досадный огрех с их стороны, а весьма продуманный шаг, имеющий вполне определённую политическую задачу. Какую? Ключ к разгадке можно найти в преамбуле Закона. Там говорится следующее:
«За годы Советской власти миллионы людей стали жертвами произвола тоталитарного государства, подвергались репрессиям за политические и религиозные убеждения, по социальным, национальным и иным признакам... Целью настоящего закона является реабилитация всех жертв политических репрессий, подвергнутых таковым на территории РСФСР с 25 октября (7 ноября) 1917 года, восстановление их в гражданских правах, устранение иных последствий произвола и обеспечение посильной в настоящее время компенсации материального и морального ущерба».
Вот как эту преамбулу прокомментировал российский юрист М.В. Малинин, детально разобравший данный Закон в критической статье «Реабилитация истины»:
«Очевидно, что преамбула говорит не о реабилитации государством невинно осужденных и не об обратной стороне закона того же государства, а о противопоставлении «тоталитарного государства», действия которого осуждаются, государству другому, не тоталитарному, политики «многолетнего террора и массовых преследований» — «идее права и справедливости» и связанной с этой «идеей» политики «обеспечения законности и прав человека». «Идея права и справедливости», по мнению Верховного Совета РСФСР, была чужда «тоталитарному государству Советской власти». Наступает другая власть, другие порядки. «Тоталитарное государство» уходит со сцены и заменяется государством «идеи права и справедливости».
Происходит смена государства и смена законов. Правовое основание для применения обратной силы закона отсутствует; его ликвидирует сам закон о реабилитации. Речь идёт не о юридической реабилитации не о законе как таковом, а о политическом акте новой власти, декларирующей свои новые цели (выделено мною — А.В.).
Поэтому цель реабилитации, указанная в законе, это ложная цель, так как правовая преемственность между «тоталитарным государством» и новым государством «идеи права и справедливости» полностью отрицается. Настоящей целью закона является декларирование политической противоположности «тоталитарного государства Советской власти» государству «нетоталитарному», воспевание последнему хвалы за «обеспечение законности и прав человека» в отношении политических жертв «тоталитарного государства».
Говоря проще, авторы Закона стремились дискредитировать всю систему общественно-правовых отношений, существовавших в России при Советской власти! То есть, через данный законодательный акт они в скрытой форме фактически попытались зачеркнуть всё наше советское прошлое.
Впрочем, оно и неудивительно. По некоторым данным, за принятием Закона в 1991 году стояла личность бывшего члена Политбюро ЦК КПСС, «совести перестройки» Александра Яковлева. Судя по потому, что этот человек не только кардинально поменял свои прежние коммунстические убеждения, но и был настоящим агентом западного влияния, можно предполагать, что через Закон он хотел всему миру продемонстрировать варварский облик Советского Союза и всей советской истории.
Под это дело по всей стране начали создавать комиссии по реабилитации, спешно приступившие к созданию «Книг памяти», даже не разбираясь в нюансах конкретных уголовных дел. Я не исключаю, что в эти комиссии специально включались люди, которые и вели «правильный» подсчёт, угодный Яковлеву и его западным покровителям. К примеру, в нижегородской комиссии долгое время работал правозащитник Сергей Шимоволос. Впервые этот деятель, одно время трудившийся «правозащитным» чиновником администрации губернатора Немцова, «прославился» тем, что летом 1998 года на встрече с ветеранами публично назвал Великую Отечественную войну... агрессией со стороны Советского Союза!
Этим своим взглядам он остаётся верен и поныне. Мне неоднократно приходилось писать о том, как господин Шимоволос фактически жил на гранты различных международных организаций, в той или иной степени связанных с западными спецслужбами (Британии и США). Свои деньги Шимоволос с лихвой отрабатывал на полях информационной войны, направленной против России — в частности, в ходе второй чеченской кампании он значился среди тех правозащитников, который вели пропагандистскую работу против федеральных войск и всячески восхваляли режим сепаратиста Аслана Масхадова. Поэтому и его участие в создании весьма лукавых данных «Книги памяти» можно рассматривать с позиций всё той же диверсионно-идеологической работы...
Надо сказать, что правозащитники на волне антисталинского «реабилитанса» не угомонились и поныне. Особо здесь следует выделить известное общество «Мемориал», некоторые деятели которого, похоже, на почве ненависти к Советской власти, что называется, тронулись головой. Так, в конце 2008 года российские СМИ облетела скандальная новость о том, что «Мемориал» активно поддержал инициативу сексуальных меньшинств России объявить 2009 год... годом памяти геев и лесбиянок, жертв политических репрессий!
На таком фоне вовсе неудивительными выглядят и прочие, не менее «громкие» деяния «Мемориала». На одно из них не так давно обратили историки, специализирующиеся на теме войны. Оказалось, что «Мемориал» на страницах своего интернет-ресурса ведёт собственные списки «незаконно репрессированных». И туда частенько включаются люди, осужденные за чисто военные преступления. Замечу, что включаются не обходными путями, как в случае с Батаниным, а прямо и открыто, с указанием изменнической статьи УК! И похоже, «мемориальцам» глубоко наплевать даже на то, что такая практика находится в прямом противоречии даже с их любимым «Законом о реабилитации жертв политических репрессий». Ведь для них главное — лишний раз показать «ужасный облик» советского режима.
Пример. Сайт московского отделения «Мемориала» предлагает нам почтить память Тулинова Александра Георгиевича, 1915 года рождения, уроженца Московской области, осужденного после войны за измену Родины. Но этот человек неплохо известен исследователям, специализирующихся на истории спецслужб. Оказывается, бывший политработник советского военно-морского флота Тулинов в начале войны перешёл на стороны немцев и позднее был завербован сотрудниками Абвергруппы-312. Он руководил специальным карательным подразделением, сформированным из таких же изменников для борьбы с партизанами на территории Ленинградской области. Позднее служил во власовской РОА. Был задержан после войны и понёс заслуженное наказание. Члены «Мемориала», исходя только из одной известной им логики, сочли его «невинной жертвой» сталинского режима...
Сегодня все российские недруги охотно пользуются данными, опубликованных в «Книгах памяти» и в «мемориальных» списках по всей России. Один американский историк как-то подсчитал, что, судя по приведённым там цифрам, при Сталине было расстреляно и заключено в лагеря... едва ли не всё взрослое население страны! Отсюда вывод — русские дикие варвары, с дикими историческими традициями, с которыми никак нельзя иметь цивилизованных отношений.
Впрочем, главная проблема заключается даже не в международном престиже страны. В конце концов, на Западе нас никогда не любили и не понимали — не было бы сталинских репрессий, нас бы обвинили в каких-либо иных «грехах».
Плохо то, что во-первых, как уже говорилось, эта вакханалия вольно или невольно дискредитирует настоящих невинных жертв политического террора 20-40-ых годов; во-вторых, способствует росту нигилизма по отношению к собственной истории — мол, у нас в нашем недавнем прошлом не было ничего светлого и хорошего (что само по себе очень опасно, особенно для подрастающего поколения); ну и в-третьих, всё это, особенно антисоветские положения «Закона о реабилитации», вступает в прямое противоречие с действующим российским законодательством, которое прямо и чётко указывает на то, что современная Россия является продолжателем и правопреемником Советского Союза, со всеми его плюсами и минусами.
... Очевидно, что государству уже давно следует вмешаться как в назревший процесс изменения реабилитационного законодательства, так и в «историческую» деятельность правозащитников. Иначе мы так никогда и не сможем защитить нашу историческую память от разного рода грубых нападок, что само по себе в условиях современной информационной войны является проблемой, и проблемой весьма актуальной...
Вадим Андрюхин, главный редактор
